Сергей Шустов - Бах

— Да уж как же иначе?! Знаменитая! А я вот еще что слушал недавно…!

Ну и так далее… Долгим такой раунд не бывает. Так как не хватает «наработанного», прослушанного материала. До обсуждения самих чувств, всколыхнутых музыкой, дело еще не доходит. Собеседники словно прощупывают друг друга — насколько глубже (или, наоборот, мельче) погрузился партнер в предмет обсуждаемой темы.

Кстати, Бах для такого раунда не очень хорош. По сравнению, скажем, с Григом или Мусоргским. Так как его произведения обделены, как правило, звучными и запоминающимися названиями. А те, которые имеются, трудны и нередко малопонятны для неофитов. Тонкости отличий тональности ре минор от си-бемоль мажор, равно как сюиты от партиты им пока еще не по зубам. А ведь именно названиями любимых произведений им и приходится тут жонглировать! Поэтому так легко в подобной «неофитной» среде рождаются словно бы самопроизвольно названия, о которых сам старик Бах ничего не ведал. Типа «Воздух». Или «Аве Мария». На яркие, запоминающиеся и, главное, понятные наименования легче опираться!

Более серьезный разговор начинается там, где предметом дискуссий становятся чувства. Словно бы уже подразумевая как само собой, что тут и говорить!, — собеседники не выясняют, слышал ли ви-за-ви то-то, и то-то. Понятно, что слышал, раз «любит» Баха! А вот что за чувства у него проснулись под это слушанье? Как выглядит эта самая его «любовь»? Говорить о чувствах намного сложнее, чем о запомнившихся именах пьес. Это каждый подтвердит! Тут потребуется фантазия, будет привлечено, без сомнения, богатство языка (словарный запас), произойдет, возможно, глубокое самокопание и сопоставление своих душевных состояний с таковыми собеседника. На это не каждый пойдет и отважится!

Третий вариант (довольно разнообразный в своих проявлениях) предстает нам, когда беседу заводят люди из «разных весовых категорий» (относительно глубины знания, проникновения и понимания музыки). Здесь возникают самые неожиданные комбинации слушателей-собеседников. Например, а ну как дилетант встретится со знатоком? Или эксперт — с восторженным неофитом? Как протекают этакие беседы? Понимают ли люди в них друг друга? Хотя бы чуть-чуть! И опять мы натыкаемся на искусство «перевода» — с языка музыкального на язык обычный. Словесный. С музыки самой на ее интерпретацию силами слова…

Самая счастливая комбинация из подобных — это, конечно, встреча ученика с учителем. Это когда один человек точно приемлет свою роль ученика, а второй не отказывается от роли учителя. Это не обязательно формально «школьно-образовательная» ситуация. Здесь возможна доверительная продуктивная атмосфера, создаваемая именно от того, что люди прекрасно осознают свои возможности и потребности. Один — учить. Другой — учиться. Один — бережно и деликатно передать знания и опыт. Другой — с благодарностью их взять.

Мне приходилось за свою жизнь нередко встречаться с людьми, которых я уважал и которые были прекрасными собеседниками, но вдруг обнаруживали в случайной беседе свое полное непонимание (а порой и неприятие) музыки Баха. Я не говорю, что они не понимали ее так, как понимал ее я. Я подозреваю, что они вообще ее не понимали и не принимали. Что в этот момент творилось внутри меня? Рушились идеалы? Появлялась полная растерянность и грустное уныние? Рождалось бессилие от того, что вновь я не в силах ни доказать, ни показать другу (собеседнику) несостоятельность их убеждений? Их ошибочность? Что это их мнение — просто заблуждение, возникшее от малого, недостаточного знакомства с предметом спора. Возникшее от того, что и у данного человека откуда-то (странными, порой совершенно нелепыми путями!) взялось предубеждение. Или слепая вера в что-то давно прочитанное или услышанное от иного «авторитета»… Как горьки для меня были эти минуты!

Разумом я понимал, что друг имеет право на свое суждение. Ведь имел же право Чайковский судить музыку Баха? Но — вновь и в который раз — я печалился душой и сердцем, что теряю возможность увидеть в своем Друге самую, пожалуй, сокровенную для меня грань: со-понимание Баха. Я так это и назвал для самого себя — СО-ПОНИМАНИЕ. Если хотите — синтонное восприятие. И — удивительно — отсутствие такого со-понимания именно музыки ранило меня гораздо сильнее, чем непонимание и несовпадение во мнениях с Друзьями в иных сферах искусства! Я легко и вполне спокойно допускал, что картины, архитектура, книги прославленных и модных авторов, наконец, трактуются всеми нами по-разному… Спорить по поводу Мураками и Достоевского можно было с легкой иронией. Но в случае Баха я оказывался глубоко уязвлен. Сколько бы себя ни уговаривал согласиться с мнением, точнее, примириться с таковым — ведь переубеждать и бросаться в бой «за идеалы» было бессмысленно и глупо… Почему это так случалось? В чем причина? Неужели в том, что я вскормил в себе гипертрофированное любование кумиром? Неужели бессмысленно и глупо спорить о вкусах? Да и о вкусах ли здесь идет речь? Не есть ли тут нечто более глубокое и действительно непостижимое?