Сергей Шустов - Бах

В этом плане музыка его отражает вполне объективно непоседливый и энергичный характер автора. В ней есть все — от полюса до полюса!

Но — Телеманн взял количеством. Его ровной, спокойной, «достойной» музыки гораздо больше, чем баховской. (К последней, как видите, эпитетов я не подобрал — в этом контексте, признаюсь честно, не смог!). И что же лучше?

Ответ очевиден: можно сравнивать, но не следует говорить о лучшем. Каждый из них делал свое дело; упрямо шел вперед своим путем, своей дорогой, соразмеряясь со своими возможностями, данными судьбой и способностями, дарованными природой.

Я хочу от себя тихо сказать слова искренней признательности славному «плодовитому» композитору Георгу Филиппу Телеманну даже за одно только, что своей музыкой он создавал среду, в которой было легче, радостней и свободнее творить его коллеге Баху.

…..

Когда скончался великий Бах, его друг Телеманн откликнулся на смерть мастера сонетом (Телеманн считался, и по праву, еще и «музыкальным литератором»! ):

В этих строках Телеманн сумел оценить сразу, по крайней мере, три ипостаси Баха — исполнителя-органиста, композитора-творца, отца-педагога.

Интересный ход насчет Берлина: Телеманн апеллирует к самому Фридриху II, королю Прусскому, под крылом которого нашел теплый приют крестный сын Телеманна и второй сын Баха — Филипп Эмануэль. Он служит аккомпаниатором короля (король известен своей музыкальностью и даже любит сочинять для своей флейты). Слава Филиппа Эмануэля надолго затмит славу отца: «Он опередил свой век!», — напишет о нем Чарльз Бёрни. Ни больше, ни меньше!

Вернемся вновь к Телеманну. История была несправедлива к нему. Параллельно непрерывному росту популярности Баха (от его возрождения во времена Мендельсона до наших дней) таким же образом убывала слава блестящего композитора Телеманна. Буквально через полстолетия после его смерти о нем практически забыли.

И вот Телеманн и Бах словно специально придуманным историческим курьезом иллюстрируют своими судьбами капризы «признания». У одного — прижизненное, но затем уходящее в забвение, у другого — ровно наоборот: забвение при жизни и слава после смерти. Так что же лучше? Что ищет художник в этом мире? Или, быть может, он думает о мире том?

Дождь, например, можно описать по-разному. Пусть одно из описаний мы назовем научным. Оно может выглядеть следующим образом.

«Дождь состоит из капель примерно одинаковых размеров и массы. Он представляет собой сконденсировавшуюся высоко в тропосфере влагу, которая затем выпадает на Землю в виде дисперсных осадков. Мокрый снег — это тоже дождь, который попал в низкотемпературные условия на границе тропосферы и стратосферы. Если в сконденсировавшейся влаге растворены газы, например, диоксид серы или оксиды азота, то такой дождь обладает кислотностью, и, следовательно, представляет опасность для наземных и водных экосистем…». Ну и так далее в том же духе.

Другое повествование о дожде мы назовем чувственно-романтическим. Вот оно:

«Легким пряным облаком прыснул в лицо дождь. С лип и кленов, которые подставляли струям свои широкие листья, разлетались веером мелкие брызги, и в брызгах этих стояли маленькие сверкающие радуги; и хорошо, и весело было подставлять и под эти брызги разгоряченное лицо. Дождь пропах травами и пыльцой, медом и земляникой. Все замерло вокруг, слушая нарастающий шум дождя, а с листьев уже не брызгало веером, а капало монотонно в поникшую траву; — и вдруг резко, словно кто распахнул ставни, пахнуло из оврага холодной прелью и давно забытым ароматом угрюмого можжевельника…».

Согласитесь, сильно разнятся эти два описания, не так ли?!