Лана Барсукова - Любовь анфас

О ее приезде он знал заранее и «с нетерпением ждал встречи». И вот итог: первый день – извини, дорогая, родители приехали; день второй – я по-быстрому, мне домой надо; день третий – опять извини, традиции такие, гости, не вырваться; четвертый день – надоело извиняться, просто не могу, уехал за город. Как там? «Быстрее приземляйся»? Приземлилась. Во всех смыслах.

Нет, по приезде домой первым делом – в океанариум. Посмотреть в глаза этой акуле. Ну не сволочь, такие гены передавать?! Хорошо хоть, кошка на помощь пришла. Вот такая биология, понимаешь…

Она сходила с ума от непоняток. Что она сделала не так? Почему он больше не приходит, не звонит, не пишет? Почему, пока она была в Москве, он ей писал каждый день? Это были письма, наполненные любовью. Так ей казалось. И она отвечала тем же. Просто переливала себя в эти письма. Вдыхала его письма и выдыхала свои в ответ. Это был ее ритм дыхания. Если случались перебои с письмами, она перечитывала старые, иначе наступало удушье. Приехала, чтобы вдохнуть это «обожаю и люблю» в реальности.

И все. Ничего. Вообще. Один раз пришел, смял постель и ушел. Ежедневные СМС со словом «завтра». Каждый вечер она ждала следующего утра, ведь он обещал позвонить. Для нее слово, сказанное мужчиной, было железным, но это железо оказалось с ржавчиной: вместо звонка пришло мутное письмо про «переломный момент». Правда, оно было про болезнь отца. И это хоть что-то объясняло: ему сейчас не до нее. Но внутри было – не то… И еще: впервые не прозвучало «завтра». Ждать стало нечего.

Так она не бегала давно. Такси встало в пробке, и она выскочила, чтобы было побыстрее. Надо успеть помыть голову, надеть самое элегантное платье, маленькую нить жемчуга, не забыть любимые духи и найти его, пока он на работе. Срочно, потому что так больше нельзя. Она не ела четыре дня и почти не спала, может быть, поэтому реакция была такой бурной. Через нее шел ток нежности, а заземления не было, ток бил по жилам. Она должна увидеть его – и все. Без «зачем» и «почему». Увидеть, а там видно будет. Увидеть любой ценой! Даже если для этого надо будет ждать на ступенях его офиса всю ночь. Она не уйдет, не поговорив.

Что она хотела услышать от него? Конечно, что это все – чудовищное недоразумение, что просто все навалилось, что завтра все будет иначе. Но понимала, что не услышит. Пока ждала, в голове прокручивала варианты: совсем плохо с отцом? Не хочет дальнейших страданий от расставания? Да мало ли что еще…

Не было только одной версии: к нему вернулась жена, а с ней он просто «дружил». И все его письма – это обыкновенные позывные дружбы. Она смотрела на него, как на чудо света. Впрочем, он на нее так же. Искренне не понимал или делал вид. Вершиной было: «Какие у тебя ко мне претензии?» У него налаживаются отношения с женой, он очень этим дорожит. И, видимо, не он хозяин положения. Решать будет не он. Поэтому главное сейчас – не проштрафиться. Поздно вернуться? Ни-ни.

Он встретил в аэропорту – по-дружески. Потом сообразил, что в постели теплее, комфортнее дружить, чем на улице. А дальше как честный человек хотел сказать, что продолжения не будет, но как-то неловко стало. Проще было расстаться, назначив встречу на завтра. Он знал, что на эту встречу не придет. Каждый раз, говоря «завтра», он знал, что вместо встречи будет новое послание с описанием непреодолимых обстоятельств. Ей становилось легче с каждым его словом. Боль уходила, подступала брезгливость.

Я его придумала. Приписала ему ум, честь, мужество, потому что средний род легко обрядить во что угодно. Есть мужчины и женщины, а он – средний род. Единственное, что жалко: Тбилиси – красивый город, Грузия – достойная страна, но для меня это душевный Чернобыль. Я сюда больше не приеду. Потому что для меня Грузия – это он. Впрочем, я ему об этом писала.

С утра она еще кипела и страдала. Не хочу его видеть! Урод и трус! Сумасшедший! Она знала эти фазы: сначала цунами жалости к себе – потом терапевтическая агрессия. А потом жизнь как-то сама подставила плечо. Плечо было мягкое, уютное, округлое. И принадлежало психологу, с которой случайно познакомилась еще в прошлый приезд. Вообще-то всегда относилась к психологам с иронией, считала их дармоедами, но, кажется, это было исключение. Ей объяснили ситуацию. Это не Россия, здесь нет той цельности чувств и скупости слов, к которым она привыкла. Здесь действительно Восток, где сладкие слова мало что значат, речи и поступки живут отдельно, а семья является самоценностью: не важно какая, но она должна быть.