Захария Станку - Как я любил тебя

Смерть — она переносится с места на место быстро, как мысль. И я бы хотел путешествовать со скоростью мысли, но не только мысленно.

Папелка зачерпывает пригоршней воду из колоды возле колодца, обмывает себе ноги и уходит. То же делает и Рыжая Стана. А моя мама никогда уже не будет мыть ноги. Старухи из Стэникуц обмыли ее в деревянном корыте теплой водой с мылом, потом мои сестры обрядили ее во все новое. Теперь мама никогда не вымоет себе не только ног, но и лица.

Я достаю воду из колодца. Бадья полна до краев. Вода в ней холодная, почти ледяная. Я пью, пью и пью, пока весь не наливаюсь водой. Зубы перестают лязгать, они совсем уже не стучат. Я сразу чувствую себя лучше, но только на какое-то мгновение. Вдруг у меня начинает кружиться голова — и земля уходит из-под ног. Я хватаюсь руками за забор. Как бы не потерять сознания! Воздух становится все более прозрачным, звезды бледнеют. Некоторые из них падают, оставляя за собой огненный, быстро исчезающий хвост.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

Я оборачиваюсь. У колоды остановилась Филимона. Она в голубом ситцевом платье и босиком. Несет на спине охапку свежей, мокрой от росы травы.

— Умерла мама, — говорю я ей, — моя мама умерла.

Филимона пристально глядит на меня. Воздух совсем поголубел, вот-вот появится солнце. Филимона молчит, смотрит на меня и молчит.

— Каждому приходит свой смертный час, ночью или днем. Тетя Мария умерла ночью, в темноте.

— Она умерла не в темноте, — возражаю я, — а при свете. В комнате горела лампа, и в руках она держала свечку, которую зажгла Елизабета.

— Не стоит из-за этого ссориться. Я хотела сказать, что тетя Мария умерла ночью.

— Ни из-за чего не стоит ссориться, — отвечаю я, — ни из-за чего.

— Ты прав, — говорит Филимона. — Жизнь такая короткая, и зачем нам самим заполнять ее разными дрязгами.

Восходит солнце. Оно свежее и молодое, словно за ночь выкупалось в прозрачной холодной реке. Воздух наполняется светом и ароматом трав и цветов. Пахнет спелыми яблоками и виноградом. Пахнет шелковицей и алычой.

Я гляжу на Филимону, Филимона смотрит на меня.

— Ты устал.

— Да, устал.

— Отдохнешь вечером, после похорон.

— Почему?

— Как это почему? Мертвые с мертвыми, живые с живыми. Похороните покойницу, придете домой, поедите и будете отдыхать. Смерть — она многим людям доставляет хлопоты.

У Филимоны большие, грубые, изуродованные руки. Такие же изуродованные у нее и ноги. Руки, ноги и все тело у нее — как у одинокой женщины, которая работает за семерых.

Много лет назад, еще в школе, ее спрашивали:

«Филимона, кем ты хочешь стать?»

«Инженером».

Она сбежала с жандармом и загубила свою жизнь. Но глаза у нее все такие же миндалевидные, брови по-прежнему густые, губы пухлые. Она сбрасывает мокрую траву к забору, вытягивает из колодца бадью с холодной водой, долго пьет и потом поясняет:

— Пока я тут стояла с тобой, что-то холодно мне стало, ужас как холодно. А потом вдруг в жар бросило и пить захотелось. Что бы это значило?

— А что может значить? Ничего.

Снова запахло яблоками и виноградом, навозом и землей.

Филимона подходит к колоде и моет ноги. Все женщины, которые приходят к колодцу за водой или просто попить, обязательно моют ноги. Вымыв ноги, Филимона выпрямляется и говорит:

— У меня есть корова. Каждое утро я хожу на насыпь железной дороги, рву траву, а потом тащу ее на себе. Все время живу в страхе божием: ведь если обходчики поймают меня, обязательно поколотят. Да только с весны меня всего три раза ловили.

— И били тебя?

— Били, как же не бить, ведь я у них ворую эту траву. Первый раз меня поколотил Чьонтул, другой раз Питкайе, но хуже всех дерется Бурсук. Ты ведь знаешь, я вдова.

— Знаю.

— А вдове ни от кого нет защиты на свете.

— Знаю и это, дорогая Филимона. Порой мне кажется что слишком много знаю, а иногда — что не знаю ничего…

— Бывает, — соглашается она, — бывает…

Мой брат Ион-адвентист спускается с холма, держа за руку свою сербиянку. Моя невестка Оленка смотрит на меня, глядит на Филимону и не понимает, о чем это мы можем разговаривать.

— Легли мы под навесом на кучу сухого бурьяна, — говорит Оленка, — думали заснуть, а сон так и не пришел.

— Что, холодно было?

— Да нет, не холодно. Лошади…

— А что вам сделали лошади?

— Ничего не сделали, что они могут сделать! Просто паслись рядом на жнивье. Ходят потихоньку, стреноженные, и колокольчиком позвякивают. Мотнет лошадь головой — колокольчик и звенит.