Владимир Минач - Избранное

— Это ты, Баламут?

— Я, а то кто же.

— Ну, здравствуй, — сосед протянул ему руку через забор.

Свернули по папироске. Немного погодя Винцо спросил:

— А что же ты, сосед? Почему не со всеми, не на поле?

— Я-то?

— Ты.

— Я… — Галаш почесал за ухом, — я, брат, не это… не в кооперативе. Решил остаться единоличником.

Винцо удивился. Вышел из кооператива? Вышел, да. Но почему?

Галаш вытер невидимый пот со лба, сдвинул шляпу на затылок.

— Да тут такое дело, — ответил он со вздохом. — Думаю, ты работал, как вол, Ондрейко, бился, как рыба об лед, пока чего-то добился. А теперь все пустить по ветру?! Ну, я взял и вышел…

— Пустить по ветру? — не веря своим ушам переспросил Винцо.

— Да уж так получается, — ответил Галаш. — Коли хозяйство в корчме вести… — он махнул рукой и опять занялся своей чекой. Напрасно Винцо приставал к нему, сосед больше ничего говорить не захотел. Я уже тебе все сказал, твердил он, посмотри, сам увидишь.

Пришли дети с обеда, Винцо немного поиграл с ними, с сыном серьезно поговорил о школе, но душа была не на месте, не мог он высидеть дома после того, что сказал ему Галаш. И едва завечерело, ноги сами повели его в корчму. По дороге он никого не встретил, улицу словно вымело, только дети и куры барахтались в пыли.

В корчме он обнаружил старого Ленгарта, которого выбрали председателем вместо Винцо. Однако с кем это он? Удивительно, как Винцо устоял на ногах. Уж не Карикаш ли? Точно, он самый. Сидит вместе с Ленгартом, багровый затылок свисает тремя складками. Карикаш сидит спиной к двери, Винцо не видит, всем корпусом вытянулся над столом вперед и что-то толкует Ленгарту. Но тот сразу же заметил Винцо и покраснел как рак. Винцо хотел было тут же уйти, но передумал, пересек всю корчму, как бы не заметив этой пары, сел в углу и попросил пива. Те двое прервали разговор, сидят с недопитым пивом, ерзая на скамье.

Потом Карикаш поворачивается и пыхтит:

— Эхм… уф… вернулся, сосед…

Винцо промолчал, уставясь в кружку с пивом.

Старый Ленгарт смущенно подкрутил седой ус и пригласил:

— Зачем одному сидеть, Винцо? Переходи к нам, мы тебя не укусим, не чужие ведь…

Однако Винцо хранил молчание, даже не глянул в их сторону, будто в корчме и нет никого.

Тогда Карикаш встал, с трудом поднял свое грузное тело, отдуваясь, взял шапку с козырьком и попрощался с Ленгартом:

— Эхм… пойду, дядя, дело не терпит…

Он косится в угол, но Винцо по-прежнему задумчиво глядит в свою кружку, впрочем, похоже, и Ленгарту не по себе в обществе Карикаша. Тот, что-то пробормотав, скрылся в дверях. Ленгарт разложил на столе перед собой какие-то бумаги и притворился, будто все его внимание поглощено ими. Но это только так, для виду, а сам то и дело зыркает глазами на Винцо, который сидит в своем углу недвижимо, точно истукан. Так они и сидят, один уткнувшись в бумаги, другой уставясь в пиво. В конце концов старый Ленгарт не выдерживает, сгребает со стола бумаги, сует их под мышку и нерешительно направляется к выходу. Но в дверях останавливается, поворачивается и, подкрутив усы, идет к Винцо.

Подходит к его столу:

— Ну… и чудной же ты, Винцо.

Тут Винцо поднял наконец голову. Все-таки ему жалко старого Ленгарта, ведь он его знает — господи, с каких пор? Да с тех самых, как Винцо первый раз глянул на мир, на проклятый навозный двор.

Приободренный Ленгарт подсаживается к нему.

— Что смотришь?

— А нельзя? — взрывается Винцо.

— Ну, виноват я, виноват. И то сказать, в чем я провинился-то? С человеком поговорил — что, Карикаш не человек разве?

— Он кулак!

— Ну, кулак. А я думаю, и человек тоже.

— Нет, не человек, кулак — и все! — Винцо в сердцах стучит пивной кружкой.

Старый Ленгарт качает головой. В корчме тихо. И снаружи, с пустынной деревенской улицы, не доносится ни звука. Только на кухне гремит посудой Уля — она теперь обслуживает гостей в корчме. На столе пляшут лучики заходящего солнца. Все кругом беззвучное, замершее, сонное. Только эти двое сидят друг против друга, как петухи, смотрят в упор, сверкая глазами. Ленгарт барабанит по столу пальцем с длинным, давно не стриженным ногтем.

— Чудной ты, Винцо, не переменился в тех краях. Голова у тебя светлая, ума не занимать, а в душе у тебя яд, и в этом все дело.

Винцо желчно смеется.

— Яд? Ну ладно, пусть яд. — Он понижает голос до шепота и сверлит Ленгарта горящим взглядом. — А вы — вы снюхались с кулаком! Вы предаете кооператив — вот в чем дело!