Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Вы не ходите на богослужения. Я вас на них не встречала. Кажется, иногда вы беседуете с иноком, священномонахом, который присутствует здесь ради канонической точности обряда. Как известно, монахини не входят в алтарь, служат только за клиросом.

Вы атеист? К какой вере вы принадлежите? Может, вас, как и меня, терзают угрызения совести? Или веру вы переживаете как искусство, как потаенное чувство души?

Злые духи преследовали меня, пока я не обрела покой в женских монастырях, далеких от цивилизации и всего, что она несет – «прогрессивного», но безобразного и разрушительного. Из Эфиопии я приехала сюда. Останусь на зиму, пока не завершу работу. Не знаю, куда потом забросит меня судьба. Предоставляю это решать Всевидящему.

Уже приближается поздняя осень – это время года я люблю больше всего. Оно дает мне энергию, живость мысли, побуждает мечтать. В красках земли и свежести воздуха столько красоты. У каждого опавшего листа свой облик, свой полет на ветру: дивные движения, удивительная, тихая, ритмичная музыка. Оголенные ветки похожи на скульптуры. Я люблю запах осени. Не хочу его забывать. Прогулки по лесу приятны, нет духоты. Трудолюбивые животные готовятся к зиме. Небо на рассвете и на закате – нежно-розового цвета. Месяц ближе к земле, он кажется крупнее – точно хочет разглядеть эту красоту вблизи. Водопад в верхней части ущелья полноводен не от ливней, а от тихих дождей – он впитывает отсвет окружающей природы, которая хочет, чтоб река унесла ее в свой прекрасный зимний сон.

Сегодня все красиво, как природа.

Вечерний ветер дует сильнее, предвещая скорый приход зимы. Я поспешу с рассказом – сомневаюсь, что мы проведем вместе еще одну весну. Я усну вместе с ветрами и звуком колоколов.

Моя терраса украшена колокольчиками, привезенными из Эфиопии. Они беспрерывно ностальгически напоминают мне обо всех, кого я оставила там, о детях, которых полюбила, и о монахинях, особенно игуменье Иеремии, о кладбище на краю ущелья, в монастырском саду, где ветерок все так же насвистывает о человеческих судьбах. Тропические ливни с Желтого Нила гнут ветви деревьев, а те отбрасывают тени, и тогда точно духи пляшут по кладбищу и ущелью.

Колокольчики зовут меня вернуться в прекрасную Эфиопию, к людям, которые стали мне дороги. Я слышу их звон – неотличимый от звона наших колоколов, он сливается с сербской молитвой. Я слышу их, они уводят меня отсюда – туда, а потом возвращают.

Там теперь похоронены рядом Дельта и Андре, согласно их воле и с разрешения игуменьи Иеремии, с которой я до сих пор переписываюсь. Их могила станет местом паломничества и встреч. Они стали частицей святости далекого эфиопского монастыря.

Жизнь разлучила их – Андре принадлежал мне. А смерть навеки соединила, по воле их – там, где были рождены оба. Они умерли от одной болезни, в один месяц, с одним желанием.

Звук эфиопских колокольчиков похож на звон здешних колоколов. Как будто они из одного материала. Они связаны православием – это соединяет две далекие страны. Они говорят, и когда я молчу.

Пора идти в монастырь, зажечь свечи.

Ангельские голоса монахинь на службе отвлекают от тяжести пережитого. Я буду петь вместе с ними. Знаю, что услышу и голос игуменьи из Эфиопии. Она была оперной певицей в Италии. Посетив Эфиопию, перешла в православие и без всякого объяснения оставила сцену, семью и мирскую жизнь. Дети, что приходят в монастырь, кроме родного языка, говорят по-английски и по-итальянски. Она им не родная мать, но стала их матерью во Христе.

Я полюбила ее, как и она меня. Сказала ей, что и в Сербии в вечерних молитвах буду с ней, буду слушать ее небесный голос, который ныне отдан только Христу. Она улыбнулась, а в письмах сообщает, что неизменно чувствует мое присутствие – как будто я пою вместе с ней на ее службе Богу.

– Вы никогда нас не покидали, ведь вы украсили этот Божий дом фресками и мозаикой. Вы обновили и сохранили все наши старые иконы, поврежденные из-за того, что протекала крыша. Дети продолжают делать мозаики, писать иконы и фрески, как вы учили. Это лучшая у нас монастырская школа искусств. Колокола ждут вас, их голос сопутствует вам, где бы вы ни были. Я не хочу видеть слезы в ваших темных глазах. Вы заслужили счастье, дорогая моя Антония, как называют вас ваши сербские сестры-монахини. Да хранит вас Христос и наш эфиопский святой – святой Георгий.

Почему в этот вечер вы, по-прежнему молча, так проникновенно смотрите на меня? О чем размышляете? Может быть, однажды, хоть на прощание, вы откроете мне, почему вы здесь, почему проводите дни со мной – в разговорах, слушая музыку и рассматривая мои работы?