Мы с Сестрой Зло скрепя сердце привыкаем к заведенному распорядку: я делаю вид, что ее не существует, а она оставляет мне все более назойливые записки, чтобы напомнить о своем существовании.
Я не просто скучаю по Олли. Еще я завидую его жизни, тому его миру, который начинается за входной дверью дома.
Он говорит мне, что старшая школа – не какая-нибудь утопия, но я в этом не уверена. Как еще назвать место, которое существует исключительно для того, чтобы познакомить тебя с миром? Как назвать место, где есть друзья, учителя, библиотекари, и книжный клуб, и математический кружок, и дискуссионный клуб, и все прочие виды клубов и внеклассных занятий, и бесконечные возможности?
К третьей неделе становится сложнее поддерживать общение в этом новом виде. Мне не хватает разговоров с ним. Жестами мало что можно выразить. Мне не хватает пребывания с ним в одном помещении, его физического присутствия. Я скучаю по тому, как остро отзывалось на него мое тело. По тому, как я узнавала его все ближе. Скучаю по той Мэдди, которой я бываю только с ним.
Мы продолжаем общаться вот так, пока наконец не случается неизбежное. Я стою у окна, когда к дому подъезжает машина Олли. Я жду, пока он выйдет, чтобы помахать ему, как обычно, но первым выходит не он. Задняя дверца открывается, и появляется девушка, не Кара. Может, это подружка Кары. Но потом из машины выскакивает Кара и скрывается в доме, оставляя Олли и таинственную незнакомку наедине. Олли что-то говорит, а таинственная незнакомка смеется. Она поворачивается к нему, кладет руку ему на плечо и улыбается так, как улыбаюсь ему я.
Сначала я потрясена, я не верю своим глазам. Она прикасается к моему Олли? Внутри у меня все сжимается. Меня словно сдавила посередине гигантская рука. Мне становится неуютно в собственном теле. Я отпускаю занавеску и отхожу от окна. Чувствую себя так, словно лезу не в свое дело. Мне вспоминаются мамины слова. «Я не хочу, чтобы тебе разбили сердце». Она знала, что это случится. С самого начала было ясно, что у Олли появится кто-то еще. Кто-то, кто не болен. Кто-то, кому можно выходить из дома. Кто-то, с кем он сможет болтать, кого сможет трогать, и целовать, и все остальное.
Я душу в себе порыв снова подойти к окну и оценить конкурентку. Но какая тут конкуренция, если один из соперников не способен даже выйти на поединок. И не имеет значения, что она из себя представляет. Не важно, длинные или короткие у нее ноги. Не важно, бледная она или загорелая, черные у нее волосы или каштановые, рыжие или белокурые. Не важно, симпатичная она или нет.
Важно то, что она ощущает лучи солнца на своей коже. Вдыхает нефильтрованный воздух. Она живет в том же мире, что и Олли, а я нет. И мне это никогда не светит.
Я еще раз украдкой бросаю на них взгляд. Ее рука по-прежнему у него на плече, и она все так же смеется. Олли хмурится на мое окно, но я уверена, что меня он не видит. Он машет на всякий случай, но я ныряю вниз, ради нас обоих притворяясь, что меня нет.
«Алоха» значит «здравствуй и прощай», часть первая
Я ОТМЕНИЛА ЕЩЕ ОДИН ВЕЧЕР С МАМОЙ, и она заглядывает ко мне.
– Ну так что? – говорит.
– Прости, что отказалась побыть с тобой, мам. Чувствую себя неважно.
Она сразу же трогает мой лоб.
– Морально, не физически, – поясняю я. Не могу выбросить из головы эту картинку: рука таинственной незнакомки у Олли на плече.
Мама кивает, но не убирает руку, пока не убеждается в том, что температуры у меня нет.
– Ну так что? – говорю я, напоминая ей о том, зачем она пришла. Мне правда хочется остаться одной.
– Я когда-то тоже была подростком. И единственным ребенком в семье. Я чувствовала себя одиноко. Подростковый возраст был для меня очень болезненным.
Поэтому она здесь? Потому что думает, что мне одиноко? Думает, что я страдаю чем-то вроде подростковой тревожности?
– Мне не одиноко, мам, – резко отвечаю я. – Я одна. А это разные вещи.
Она вздрагивает, но не отступает. В ее руках, спрятанных за спиной, что-то есть, но она тянется ко мне и гладит меня по щеке, пока я наконец не поднимаю на нее глаза.
– Я знаю, детка. – Мама снова убирает руку за спину. – Может, сейчас не самый подходящий момент. Хочешь, чтобы я ушла?
Она всегда такая рассудительная и понимающая. На нее сложно сердиться.
– Нет, все в порядке. Прости. Останься. – Я подтягиваю ноги, освобождая для нее место. – Что ты там прячешь?
– Я принесла подарок. Подумала, что с ним тебе будет не так одиноко, но теперь уже не уверена.
Читать дальше