Хилари Мантел - Перемена климата

— Я вам вот что скажу, миссис Элдред. Для африканца вряд ли возможно жить, дышать — и находиться по эту сторону закона. — Юноша пристально взглянул на Анну, давая понять, что, во‐первых, она ему нравится и что, во‐вторых, он вовсе не собирается ее соблазнять и вообще навлекать на ее голову неприятности.

Журналист засиделся до полуночи. На следующий день на тот же самый стул взгромоздился белый, полицейский сержант; ножки стула на сей раз даже не думали отрываться от пола.

— Мы с вами, мистер Элдред, ролями поменялись, хе-хе. Обычно это вы к нам приезжаете, а сегодня наоборот вышло.

Сержант был светловолос и худ и не производил впечатления здоровяка. Но сидел, как положено истинному африканеру, широко расставив ноги, будто не желая стискивать штанами и бедрами свое внушительное мужское достоинство. Ральф невзлюбил его не сразу — быть может, потому, что сержант цветом волос и веснушками на лице напомнил ему Кооса и тоже явно нервничал и испуганно улыбался, а ногти у него были обгрызены почти до мяса.

От чая сержант отказываться не стал. Дири, разумеется, подала ему чашку и блюдце. Сержант поведал Ральфу, насыпая себе сахар, что полиция полностью в курсе того, каких гостей нынче принимают в миссии.

— Вы здесь чужой, — прибавил сержант. — Новичок в Южной Африке. Потому вам надо поаккуратнее выбирать себе друзей.

Мимоходом Ральф пожалел полицейского. Тот явно смущался, курил не переставая, то и дело предлагал сигарету Анне; время от времени по его лицу пробегала тень, как если бы он страдал от боли.

— Я не расслышал вашего имени, — сказал Ральф, когда полицейский вытер губы и поднялся, собираясь уходить.

— Зовите меня просто Квинтус, — ответил сержант. — Думаю, мы с вами подружимся, так что давайте без церемоний.

— Наверное, у него жуки в промежности, — проворчал Ральф, когда сержант ушел. — Надо бы послать его к Люку Мбате за питоньим жиром.

Коосу Ральф сказал, что чем тупее белые полисмены, тем хуже они с ним обращаются, за исключением этого Квинтуса, который, похоже, настроен дружелюбно — на свой лад, конечно.

Коос пригладил красной ладонью свои непокорные светлые волосы. Ральф, изучавший среди прочих предметов анатомию, подумал, что видит солнечный свет между лучевой и локтевой костями врача.

— Ждите приглашения в гости, Ральфи. Будете пить его пиво и лопать мясо на углях.

— Не думаю, что мы с ним подружимся настолько близко.

— Да бросьте! Сами не заметите, как привяжетесь к этим ублюдкам. Я ведь вам нравлюсь, верно? А я — один из них. Есть в нас что-то такое, душевное и простое. Даже трогательное, а? Мы всем хотим нравиться. Знаете, в чем нам не откажешь, так это в радушии. Когда приходит гость, мы стараемся, чтоб ему было удобно; африканская привычка, мы ее переняли у чернокожих. Думаете, за время, что провели в этом тауншипе, вы хоть что-то поняли в здешнем укладе? Если да, то вы, приятель, еще дурнее, чем мне показалось с самого начала.

Позднее, уже не в столь легкомысленном настроении, Коос сказал:

— Вам стоит попытаться понять этот народ. Мой народ. Я имею в виду буров. Британцы сажали их женщин и детей в концентрационные лагеря. Зулусы колошматили младенцев головами о колеса фургонов. У буров долгая память. Мы, африканеры, народ злопамятный.

Ральфа поразили слова «этот народ». Коос повел себя точь-в-точь как Люси Мойо, когда та рассуждала о своих друзьях и соседях.

— Я лишь надеюсь, — ответил Ральф, — хотя сознаю, что надежда почти тщетная, что эта страна остановит неумолимое шествие своей всесокрушающей бюрократии. Посудите сами, нынче едва ли осталась лазейка, в которую можно проскользнуть.

— Так нечего пытаться, — отрубил Коос. — У нас все следят за всеми. Так уж тут заведено. Господи Иисусе, старина, вы и вообразить себе не можете, как мне это осточертело! С самого детства…

— Думаю, могу, — возразил Ральф.

— Мой отец верил, что мир был сотворен Богом за семь дней. Так сказано в Библии, говорил он. — Коос рассмеялся.

В новом году стали привычными утренние рейды. Они повторялись каждые три дня. В первый раз полиция вошла в тауншип в пять часов утра. Прикатила на бронированных автомобилях и с полной экипировкой. Полицейские оцепили выбранный район и принялись методично его обходить, от дома к дому, громко и грубо колотя в двери. На следующий день в миссии чернокожие делились впечатлениями о рейде, и по их рассказам получалось, что именно поведение полицейских вызвало наибольшее возмущение: что такое — вопят, что они из полиции, требуют немедленно открыть дверь, а сами не дают жильцам времени подчиниться и попросту выламывают хлипкие преграды. «Будто мы не люди, а животные, — сказала одна женщина. — Будто мы слов не понимаем».