Мы вышли.
— Кстати, меня зовут Гаспар, — сказал он и с улыбкой протянул мне левую руку для приветствия.
— Я, кстати, Ольга, — сказала я и протянула ему свою левую в ответ. — Почему ты здороваешься левой рукой?
— Мне так удобнее, я левша, да и кто вообще решил, что надо здороваться правой?
— Это точно, — засмеялась я. Забавный малый, я пожалела, что платье не подошло, и я выиграла спор, лучше бы проиграла и сходила куда-нибудь с ним вместе. Хотя о чем это я опять? Куда мне с ним идти — старая кляча, надеть даже нечего, из приличного этот брючный костюм да джинсы еще есть, которые надеть не стыдно, а так все остальное китайское барахло.
— Пойдем, выпьем кофе и съедим по круассану, — вернул меня в реальность голос Гаспара, — здесь недалеко есть хорошее кафе, и там немного народу обычно в это время.
— Пошли, — мимодумно ответила я, глупо разглядывая белоснежный бумажный пакет с логотипом, в котором лежала нечестно заработанная мною сумка, нечестно потому, что я сразу знала, что платье слишком длинное. Гаспар, как мужчина, просто не заметил этого.
В кафе было действительно немноголюдно, в Париже вообще как-то этим летом было немного туристов. После теракта в Шарли седьмого января люди не очень, видимо, захотели приезжать в город любви, и потом в городе как-то меньше стало романтики, что ли, а может, ее и не было особо никогда, люди любят придумывать себе любовь к городам, к машинам, к вещам.
Я была в Париже в первый раз, мне трудно судить, как было раньше и как сейчас. Но перед поездкой я посидела на форумах, почитала отзывы, сделала для себя кое-какие выводы, но не больше, надо самой смотреть и самой чувствовать, что происходит, и из своих ощущений складывать в голове тот или иной образ города. И все-таки «меньше стало слышно французской речи» — как написал в своем блоге один из путешественников. Так и есть, больше арабский и еще неведомые моему сознанию языки перемешивались с загорелыми лицами их обладателей и непривычными нам европейским женщинам липкими взглядами.
В том районе, в котором была гостиница, где я арендовала на две недели номер, было очень много таких людей. Одиннадцатый и десятый округа вообще славятся плохой репутацией. Наш отель был на границе этих округов, но относительно дешевая цена и близость метро определяла мое географическое местоположение в данном городе, к тому же там не рекомендовали выходить поздно на улицу, а мы в десять уже ложились спать, да и, как говорят, — «не так страшен черт, как его малюют». На мой взгляд, вполне прилично, улочки, кафе, бутики, Париж как он есть, только не так дорого, как в центре. А то, что много разных национальностей на улице, так я воспитывалась в советское время. А тогда, как известно, все люди были братья, да и Россия многоконфессиональное государство, мы привыкли так жить — все разные, и все вместе.
И все-таки, когда молодые загорелые мужчины бросают на тебя этот непонятно приторно-животный взгляд, от него хочется спрятаться или обтереться влажным полотенцем, хочется надеть на себя паранджу.
— Слушай, а что за странное имя-то у тебя? Ты же русский, что это такое — Гаспар? Что за Аннет? — спросила я.
— Да я Игорь — Гарик, по-французски Гаспар, так легче. Игорь им неудобно выговаривать, — улыбнулся, и его глаза как-то весело заиграли на солнце.
— А Аннет?
— Это Аня.
— А-а-а, тогда понятно. Вы с ней давно знакомы? — не зная, зачем, спросила я.
— Да, как-то познакомились на одной вечеринке, она тогда все еще мечтала стать моделью, вот и старалась быть повсюду где только можно, лишь бы ее заметили.
— И что, не заметили? Она-то вроде девица видная, — сказала я.
— Ага, заметили, один старый и толстый «господин» наобещал ей золотые горы, ну, и как обычно, она осталась беременная, а этот француз так и остался женатым, да и помочь он ей с карьерой модели ничем не мог, так как и был, по сути, никем, так, пустышка с небольшими связями, но с деньгами. Хорошо хоть подруги ей помогли, им повезло больше, чем ей, дали денег на аборт, здесь это дорогое удовольствие, и помогли с работой.
— И что же она больше не мечтает о модельном бизнесе?
— Да мечтает, наверное, но я ее давно нигде не видел, кроме как на работе.
— А ты, значит, модель?
— Ага.
Как-то само собой мы вдруг перешли на ты.
— Не самая мужественная профессия, — сказала я и сразу пожалела, увидев, как его глаза немного повзрослели.
— Да, я хотел стать режиссером, даже учился, но толку никакого, не мое, видимо, это. Да и так проще, я с детства крутился в этом бизнесе, с мамой ходил на всякие кастинги, показы, она была, так сказать, из мира моды, в советское время работала манекенщицей у Зайцева, красивая была и очень мечтательная, думала, тут ей светит крутая карьера, продала квартиру в Москве, машину, и мы приехали сюда.
Читать дальше