После обеда Петро приколотил новую: на голубом фоне, обозначающем небо, рядом с маленьким облачком, самолет. На первом плане, взявшись за руки, стоят люди. Рабочий и колхозница, китаец в соломенной шляпе, негр с бусами на шее и еще несколько людей неопределенной национальности. Все они образуют полукруг. Крайние держат кумачовую ленту. На ней надпись: «Первомайский концерт».
Внизу красные силуэты заводов, башенных кранов и мачты высоковольтных линий.
Зал набит до отказа. Шум стоит страшный. Марк успокаивает меня тем, что в Содоме было намного шумнее и что сила зрелища заставит смолкнуть стихию.
Концерт открывает Морозов — высокий парень с бычьей шеей и с голосом ярмарочного зазывалы. Я даю сигнал гасить в зале свет. Морозов пошел за занавес.
Зал сразу стих, а через мгновение наступила такая тишина, будто там, за занавесом, никого не было.
Шагает май! И этим маем
Земля одета в красный цвет!
Мы вас с весною поздравляем!
И шлем горячий вам привет!!
Загрохотало, будто обрушился потолок. Топот ног, свист, крики.
— Крой, Никола!!! Бис!!! — неистовал зал.
— Давай цыганочку! — кричали другие.
— Изобрази, Колька! Шпарь!
— У-гу-гу!!!
Перекрывая галдеж, Морозов кричит:
— Цыганочка будет! Будет! Не лезь без очереди — милиция оштрафует!
Хохот. Аплодисменты. Зал затихает.
— А сейчас стих слушайте о советском паспорте! Маяковский написал! Владимир!
Зал опять словно опустел. Морозов громыхает словами, не торопясь складывает из них фразы, смакует их, поглаживая своим рокочущим баском.
Хорошо читает.
Я стою за кулисой и думаю: не странно ли, что этот Морозов, удрав когда-то из ремеслухи, скитался по городам, воровал, сидел за это, снова скитался, не имея ни крыши, ни этого самого паспорта, о котором сейчас он так вдохновенно рассказывает.
И разве не странно, что зал тих, что все слушают его — Морозова Кольку, воришку, бродягу… И слушаю его я, и Марк, и Петро…
«Я достаю из широких штанин,
Дубликатом бесценного груза…
Читайте!
Завидуйте!
Я — гражданин Советского Союза!»
Снова налетел шквал.
— Да будет вам! Будет! — кричит Морозов. — Другие артисты дожидаются!
Даю сигнал открывать занавес. Зал послушно стихает.
— Соло на немецком аккордеоне! Фокстрот! «Роза-мунда»! Исполняет Павел Стукачев!.. Ну и фамильица у тебя, Паша…
Зал хохочет. Аплодирует выходящему Стукачеву. Его сменяют акробаты: повар лагерной кухни Кузьма и два пацана. За роялем Марк.
Под «Лунный вальс» Кузьма подкидывает то одного, то другого, ловит у самого пола и подбрасывает снова. Вот один вскочил на плечо, второй на другое… «Але!»
Кузьма приседает, начинает медленно садиться, держа обоих…
— Не испорть воздух! — донеслось из зала.
Засмеялись.
— И чего это его на погрузку не гоняют?!
— Заткнись, рожа! Мешаешь!
— Ложись, Кузьма, пупыр летит!!!
На сцену плюхнулась дохлая крыса. Кузьма валится на бок. Пацаны разбегаются за кулисы.
Публика изнывает от смеха.
Кузьма поднимается, поправляет трусы, злобно шевелит скулами и со всей силой поддевает крысу ногой.
Крыса, под вой зала, описывает кривую и падает в дальние ряды.
— Объявляй следующий! Быстро! Быстро! — кричу я ведущему.
Морозов вываливается на сцену, пронзительно свистит.
— Дорогие зрители! Артист не принял вашего букета, и правильно! Скромность украшает человека! А сейчас… Соло на скрипке! Заслуженный, в бывшем, артист республики — Михаил Моисеевич Мазин!
Зал замирает, с любопытством ожидая появления исполнителя.
— Номер он сам объявит… Я два дня заучивал, так и не заучил, — признается Морозов.
И первый аплодирует выходящему из-за кулис Мазину.
Музыкант кланяется залу, трогает смычком струны, подстраивает.
Зал терпеливо ждет.
— Николо Паганини… «Компанелла».
Лицо к инструменту, закрыл глаза и… все полетело тотчас к чертовой матери!
Зазвенела листва… Заметелило тополиным снегом… Кубарем на полянке кузнечики… Цок-цок-цок. Через спинки перекатываются и разлетаются в стороны. Трава легкая, медовая. Перекатываюсь тоже. Пачкаю ромашковой пылью рубашку. Переворачиваюсь на спину, руки раскинул… У-ух! Высотища какая! Небо. В небе птицы. В клювах звезды. Перекидываются ими. Кричат. Опять кричат слово. Что тогда девушки… И ангел на площади. «И! — слышу последнюю букву. — И! И!» Звезды падают на меня и в траву. Совсем рядом. И гаснут. Вот совсем осталось немного… Вот две… Вот последняя упала. Замерцала, моргнула и погасла.
Читать дальше