Нейл Уильямс - Четыре письма о любви

Размышляя так, Исабель шагала по Торговой улице, не зная толком, куда идет, не зная, вернется ли она когда-нибудь назад. Наконец она дошла до моста, где ее пылающего лица легко коснулось освежающее дыхание моря. Свернув на набережную, Исабель двинулась по ней, думая о том, как безнадежно далеко в прошлом остались прогулки по острову, где она провела детство. Что ей делать? Как быть?..

Потом рядом с ней притормозила какая-то машина. Мужчина, говоривший с отчетливым немецким акцентом, спросил, как доехать до Спидла, и Исабель, недолго думая, села на переднее сиденье рядом с ним. В машине было включено радио; передавали ирландскую народную музыку, и она услышала, как кто-то играет на вистле.

Та же самая музыка звучала по радио и два дня спустя, когда мужчина привез Исабель обратно в Голуэй. Его тело все еще чувствовало ее тепло, еще полнилось ее энергией, когда он в последний раз спросил, не поедет ли она с ним в Донегол.

Исабель шла обратно к магазину, понимая, что не сможет освободиться от Падера О’Люинга; ее собственная любовь представляла собой слишком крепкий узел, сплетенный из противоречий и вины, развязать который она была не в состоянии. Одно Исабель знала твердо: она больше не позволит ему бить себя.

Его красный «Форд» стоял на улице напротив лавки, а на дверях все еще висела табличка «ЗАКРЫТО». Исабель уже вставила свой ключ в замок, когда дверь отворилась. На пороге стоял Падер. Затхлый запах и темнота торгового зала обрушились на нее, как удар молота. Пыльная шерсть, которую она раскатала по всему полу, так и не была убрана. Падер смотрел на нее с уже хорошо знакомым Исабель выражением безнадежного сожаления на лице и молча показывал взглядом на букет тюльпанов, которые он купил ей два дня назад, – увядший символ раскаяния и примирения. Цветы должны были служить доказательством искренности и глубины его чувств. Исабель взяла букет, заглянула в исполненные ожидания и надежды глаза Падера – и бросила цветы на пол.

– За кого ты меня принимаешь? – спросила она очень спокойно.

– Я тебя люблю.

– За кого ты меня принимаешь? – снова спросила Исабель.

– Прости меня.

– Ты меня ударил.

– Господи, Исси!..

– Ты ударил меня потому, что ты меня ненавидишь.

– Я сожалею. Ужасно сожалею, Исси. Богом клянусь!

– И как, по-твоему, я должна теперь себя чувствовать? – проговорила она. Падер смотрел в сторону, и она обращалась к той половине его лица, которая была по-прежнему повернута к ней. – Может, тебе кажется – достаточно преподнести мне вот это, чтобы я была на седьмом небе от счастья?.. – Исабель подобрала с пола мертвые цветы и поднесла к его носу. – Чтобы я сказала: все в порядке, Падер, у нас снова все хорошо? Ты этого ждешь?

Падер не отвечал. Рвущаяся изнутри боль ослепила, парализовала его. Он не мог вымолвить ни слова, чувствуя, слыша, как за его спиной встает с громким хохотом тень отца. Кровь бросилась ему в лицо, щеки запылали. Вскинув руки к глазам, чтобы хотя бы не видеть восставшего из могилы мертвеца, Падер упал на колени и зарыдал от ярости и бессилия.

– О Господи!..

Этого Исабель не ожидала. В машине любви что-то щелкнуло, колеса и шестеренки закрутились в обратном направлении, и вот солнечным летним полднем в разгромленной лавке случилось то, чего не должно было случиться: в тот самый миг, когда Исабель могла освободиться от своей ущербной любви, какая-то сила снова толкнула ее к Падеру.

– Ты все еще меня ненавидишь? – спросил он.

К этим секундам она будет возвращаться еще много раз, снова и снова оживляя их в своей памяти. «Ты все еще меня ненавидишь?» То, как он стоял перед нею, его несчастное лицо, его надутые губы были бесконечно далеки от ее девичьей мечты о прекрасном принце, и все же несколько мгновений спустя Исабель уже сжимала его в объятиях, скрепляя черепки вдребезги разбитого мира цементом бесконечной нежности, замешенном на бесконечной печали, и осыпая его лицо жаркими поцелуями, которые должны были удержать треснувшие небеса.

На предложение Падера Исабель ответила только неделю спустя. Сначала она написала письмо матери, впервые решившись изложить на бумаге хотя бы часть чувств, которые она к нему испытывала. При этом Исабель ошибочно полагала, что Маргарет Гор не сможет постичь всю противоречивость и сложность отношений, связывавших ее с Падером, поэтому описывала только их любовную составляющую. Ей казалось – это будет наилучший способ, так сказать, подготовить почву и внедрить в умы родителей саму идею брака, который, как она уже понимала, может нанести отцу смертельный удар. Кроме того, Исабель знала, что мешкать не следует – она боялась, что может быть в положении.