Кит Стюарт - Дни чудес

– Мне надо подумать, – говорит она. – Но я не уверена, что эта идея ему понравится.

– О-о, я знаю, что не понравится. Но у него было десять лет, чтобы устроить свою жизнь, и он ничего не сделал, поэтому мы берем управление в свои руки.

– А что, если не найдется никого подходящего? Пусть даже это звучит неправдоподобно…

– Этап второй, – говорю я. – Сайты знакомств в Интернете. Сейчас это серьезная вещь, там не только извращенцы тусуются.

– Ты действительно все продумала.

– У меня было много свободного времени.

– Это верно.

– И проблема в том, что я не знаю, сколько еще мне осталось.

Какое-то время мы молчим. Я наблюдаю, как сосредоточенно работают за стойкой бариста, поворачивая шкалы и нажимая кнопки на огромной кофе-машине, с ритмичным пыхтением выпускающей пар. В голове у меня возникает картинка кардиомонитора, возвышающегося над больничной кроватью. Линия плоская, писк прекратился. Кто-то выключает аппарат, и его без лишних слов выкатывают из палаты.

– Ты поможешь мне? – спрашиваю я. – По сути, если со мной что-то случится, я не хочу, чтобы папа остался один, потому что он угроза для себя и окружающих. Вот именно. Прости. Прости, если это звучит глупо.

– Нисколько это не глупо! Да, помогу, разумеется, помогу. Но ты с этим справишься.

– Но тем не менее, – вздыхаю я, – важно, что я собираюсь затащить папу на чертову сцену знакомств, и первое, что я сделаю, – расскажу ему об этом.

– Па, ты меня слушаешь? Папа?

Мы сидели в фойе маленького городского кинотеатра. В большом зале показывали новый диснеевский фильм, но мы выбрали для просмотра претенциозную французскую ленту о неудачном семейном отпуске в Дордони. Моя дочь только что провела два дня в клинике, и нам показалось, что это идеальный способ вновь свыкнуться с реальной жизнью. Погруженный в свои мысли, я смотрел в окно, наблюдая за потоком вечернего транспорта.

– Папа! – прокричала Ханна.

– А? Прости. Что ты сказала?

Она выразительно закатила глаза:

– Я сказала, что размышляла о свиданиях.

Ну вот, подумал я. Надо отнестись к этому с тактом.

– Правда? – откликнулся я. – Ты пригласила кого-то на свидание? Это Джей?

– Что? Да нет же! Я говорю не о себе, а о тебе!

– О-о, Ханна, опять?

– Да, папа, опять.

Я поневоле заерзал в кресле – прямо иностранный агент в ожидании допроса с пристрастием.

– Со мной все в порядке, – заявил я. – Сейчас мне ничего подобного не нужно.

– Может, дело совсем не в том, что нужно тебе .

– Что ты имеешь в виду?

– Блин! Неужели я должна все объяснять? Послушай, за последние десять лет у тебя было примерно пять свиданий, и я знаю почему. Не потому, что ты ужасный тип, хотя, очевидно, это не лишено смысла. Это все из-за меня, из-за всего этого . – Она подняла руку с не снятой пока больничной биркой. – Но это нечестно – нечестно использовать меня в качестве отговорки.

– Ханна, перестань! Дело совсем не в этом.

– У тебя должна быть жизнь помимо меня.

– У меня она есть. У меня есть…

– И помимо этого чертова театра!

– Я знаю, я буду… я…

– Но я хочу увидеть эту жизнь, папа! Хочу быть уверена, что ты в порядке… что все будет в порядке… если что-то случится.

– Я не могу… не могу об этом думать. Прости, Ханна.

Ко мне приходят воспоминания. Второй курс. Я только что поселился в доме с четырьмя другими студентами и студентками факультета театрального искусства. Очень быстро я усвоил ценный жизненный урок: не живи вместе с четырьмя студентами факультета театрального искусства. Или с любым другим числом студентов этого факультета. Никогда. Ибо целую неделю мы с упоительной страстью любили друг друга. У нас было нечто вроде прекрасной общины хиппи, и мы здорово выпендривались. Через месяц, однако, все это переросло в бурный водоворот пьяных споров, сомнительных сексуальных контактов и употребление рекреационных наркотиков низкого качества. Оставшуюся часть года я проводил там как можно меньше времени.

И я стал околачиваться в библиотеке с настоящими студентами, делая вид, что занимаюсь. Элизабет посещала библиотеку постоянно. Каждый день она сидела за одним и тем же столом с кипой устрашающих на вид книг по экономике, что-то быстро строча в блокноте формата А4. Она носила темные очки в толстой оправе. Одевалась практично, но при этом умудрялась оставаться женственной. У нее был какой-то внушительный вид. Я, уроженец крошечного городка из глубинки Сомерсета, выходец из вырождающейся семьи разнорабочих, никогда не видел таких, как она. Я, бывало, околачивался поблизости, стараясь быть незаметным и в то же время обворожительным. Однажды я попросил разрешения сесть рядом, говоря, что свободных мест нет. Они были. Но так или иначе, она разрешила, разговаривая со мной отрывистым деловитым тоном, как с официантом, испрашивающим позволение убрать со стола. Это случилось. Я влюбился. Три года спустя (я укорачиваю длинную историю) она вновь сказала мне «да». Только на этот раз я стоял перед ней, преклонив колено, держа в руке кольцо с дешевым бриллиантом, а ее родители смотрели на меня пристально и недоверчиво. Возможно, я вернусь к этой истории чуть позже.