Кит Стюарт - Дни чудес

Но недостаточно сломленная, чтобы остаться.

Мы сидели, погруженные в молчание, долгое непроницаемое молчание, накатывающее на нас, как густой туман. Аэропорт вокруг нас расплывался, люди становились призраками. Казалось, мы потерялись в какой-то бездне. Удивительно, но мой инстинкт неожиданно отыскал путь к спасению.

– Помнишь тот раз, когда мы привели твоих родителей в кафе «У Большого Билли»? – спросил я.

Помимо своей воли Элизабет широко улыбнулась.

– О господи, – простонала она, – наркорейд!

Несколько недель спустя после переезда в нашу ужасную квартиру в Бристоле полные достоинства родители Элизабет, принадлежащие к верхушке среднего класса, приехали из Бэгшота, чтобы привезти вещи Элизабет и, разумеется, взглянуть на тот кошмарный городской пустырь, куда я затащил их дочь. Зачем-то мы решили пригласить их на бранч в кафе «У Большого Билли», и, пока мы безуспешно пытались завязать светскую беседу, к двери подъехал полицейский микроавтобус. Это была облава в доме, где находилось кафе. Родители Элизабет сидели спиной к окну, а Лиззи и я с плохо скрываемым ужасом смотрели, как из машины выскакивали копы в полной амуниции.

– Ох, Том, а ты все продолжал рассказывать о театре «Олд Вик» и о том, как Питер Устинов весь сезон ставил пьесы в Королевском театре, а в это время снаружи стоял тот коп с тараном.

– Все прочие в кафе продолжали поедать свои булочки с беконом, даже когда копы вытащили из здания того мужика и швырнули на дорогу.

– «Это непредсказуемый район, папочка. Пожалуйста, не обращай внимания на вопли». Счастливые дни.

– Времена были более невинные.

Мы наблюдали, как соседнее семейство задвигалось, маленькие дети заскучали и устали, родителям не хотелось отпускать старшего. «Ты точно взял паспорт? Обязательно купи в самолет бутылку воды. Позвони, как прилетишь. Доброго пути».

– Я остановилась у них, – сказала Элизабет.

– А?

– Мои родители – я остановилась у них. На поезде недалеко до Уэстбери. Если Ханна позволит, я могу быть у вас через два часа. – Я кивнул, продолжая вспоминать наши первые годы, то, как все начиналось; Элизабет, успокоившись, заговорила вновь: – Я купила ей японские комиксы, о которых она всегда говорит. Не знаю, те ли они, мне трудно в этом разобраться. В последний раз, когда мы болтали, она…

Замолчав, Элизабет взглянула на меня. Выведенный из задумчивости, я тоже посмотрел на нее. Я не сразу отреагировал:

– В последний раз, когда вы болтали?

– Том…

– О-о…

– Том…

– Когда вы болтали? Каким образом? Как долго вы… Хочу сказать, я всегда говорил ей, что она может звонить тебе или писать письма.

– Я знаю.

– Но она сказала, что не хочет. Вот что она сказала.

– Это началось года два назад. Она добавила меня в друзья. Я удивилась, как ты сейчас, правда. Поначалу это был короткий обмен репликами, с промежутком в несколько недель. Она обычно начинала чат, спрашивала меня о чем-нибудь, потом выходила из Сети. Но потом мы начали говорить подолгу. Все это исходило отсюда.

– Она мне не рассказывала.

– Том, не сердись на нее.

– Я не понимаю.

– Она беспокоилась. Беспокоилась, как бы не обидеть тебя.

– Но она… но я сказал… О чем вы говорили?

– О-о, не знаю. О всякой всячине. Она много спрашивала о моей работе, чем я занимаюсь, где живу. Рассказывала о школе, о подругах. О том, чем занята. О театре.

– Она рассказывает тебе о своем здоровье, о сердце?

– Том, конечно.

Я почувствовал, что мир как бы сжимается, что за мной захлопывается дверь ловушки. Я чувствовал себя неправым и каким-то глупым. В моем сознании промелькнула мысль: я слишком привык думать, что у нас все получается, что я хорошо делаю свое дело. Но этого было мало. О господи, конечно мало!

У меня на лице, вероятно, отразилось потрясение и смущение, потому что Элизабет потянулась ко мне и накрыла мою руку своей ладонью:

– Том, в основном она говорит о тебе. О вас. О довольно странных вещах, которые вы делаете. Она рассказала мне о своих днях рождения, о пьесах, которые ты ставил для нее. Ханна боготворит тебя.

Я видел все как в тумане. Ранняя поездка, сложности с парковкой, удручающая встреча в паршивом кафе где-то на краю зала прибытия. Слишком много.

– Не могу понять, что происходит, – сказал я. – Театр закрывают, Ханна очень больна, Лиззи. Не знаю, смогу ли я из этого выпутаться.

– Сможешь, Том. Сможешь и сделаешь это. Я знаю. Что бы ни случилось, я знаю. Я всегда в тебя верила. Всегда. – С этими словами она крепче сжала мою руку, и я, мельком взглянув на наши переплетенные руки, заметил нечто совершенно неожиданное. Последнее откровение. Она проследила за моим взглядом и робко посмотрела на меня. – Видишь, я так и не освободилась.