Василий Кириллов - Северный модерн - образ, символ, знак

Это выражение сочувствия ночным птицам будто присутствует на рельефных вставках, украшающих фасад дома на Невском. Сова, которая никому не доверяет своих «бессонных дум», кажется людям зловещей и угрюмой. Но она – исконная жительница Севера, не покидающая родного края даже в лютые морозы. Ее крики, подобны стонам, летящим в «неслышащую» ночную тьму.

Само здание, возведенное по заказу жены полковника М.В.Воейковой, не принадлежит к числу ярких образцов «северного модерна». Более позднее по времени, оно уже содержит в своем облике «классицизирующие» элементы – близкую к симметричной композицию, строгие прямоугольные окна, балконы с прямыми ограждениями, аттик с полукруглым проемом. Однако, в отделке нижних этажей присутствует характерный для «неоромантической» архитектуры Петербурга талькохлорит или стеатит. Блоки природного (горшечного) камня имеют грубо обработанную поверхность, контрастирующую с оштукатуренными стенами (сейчас, это гладкая штукатурка, но, как видно на дореволюционных фотографиях, некогда она была крупнозернистой – в традициях стиля).

Украшение портала в доме К.И.Волькенштейн

Более выразительно убранство фасада доходного дома К.И.Волькенштейн на Широкой улице. Здание было построено по проекту все того же С.И.Минаша в 1910 году для жены присяжного поверенного. Цоколь дома был выложен из гранита, а первый этаж – получил снаружи характерную облицовку талькохлоритом. Причем, стрельчатый портал и «готические» треугольные завершения над окнами получили отделку гладко стесанными блоками камня, а в остальной части фасадной поверхности – были использованы валуны с «грубой», естественной фактурой. Это контрастное сочетание придало выразительность архитектурным деталям, хорошо смотрящимся на фоне «нейтральной» коричневой штукатурки стен.

Примечательны также и некоторые особенности наружного декора здания. Изображения сов в замковых камнях стали более условными. В панелях, фланкирующих окна, появились стилизованные рельефные рисунки, абстрактно отображающие птичьи крылья и хищные когти. А над входным порталом была помещена маска, изображающая в «фас», бегущего прямо на зрителя волка. Линии низкого рельефа исполнили с некоторой неопределенностью. Так, отдельные специалисты, например, выражают мнение, что здесь представлена не волчья, а медвежья маска. Но судя по всему, это все же волк. Поскольку название этого зверя удачно перекликалось с фамилией владелицы доходного дома. В Петербурге, наверное, говорили в 1910-х годах «дом с волком» и многие понимали, кому он принадлежит.

Путилова, Воейкова, Волькенштейн, Рыбина… Среди заказчиков многоквартирных жилых домов в Петербурге было немало состоятельных дам. Чем можно объяснить этот факт?

Не исключено, что женщины более живо реагировали на новаторские тенденции в зодчестве и изобразительном искусстве. Они, время от времени, просматривали модные журналы, посещали художественные выставки, следили за тем, что происходило за пределами России. Какие-то дамы, вероятно, заезжали в Выборг, прогуливаясь в окрестностях собственной дачи на Карельском перешейке. Вряд ли, новая архитектура финнов, которую в Европе в ту пору оценивали исключительно с положительной стороны, оставалась вне их поля зрения. Кроме того, необходимо принимать во внимание и то обстоятельство, что многое в женской среде могло передаваться через разговоры. Слухи, чрезвычайно, быстро распространялись по гостиным богатых домов.

Однако, это лишь одна из догадок. Все могло быть и по-другому… Наиболее продвинутые в творческом отношении петербургские зодчие предлагали в своих проектах формы нового архитектурного стиля для доходных домов в северной русской столице, которые импонировали женским натурам, как бы оказывались «созвучными» их романтическим умонастроениям. Актуальный в начале ХХ века тезис «Мой дом – моя крепость» тоже играл, по всей видимости, отнюдь не последнюю роль. Отдельные произведения архитекторов, действительно, вызывали ассоциации со старинными «романскими» замками или неприступными каменными цитаделями. В этой связи, не стоит забывать и о том гнетущем чувстве страха, которое испытывало подавляющее число состоятельных людей в России после кровавых событий революции 1905 года. Обеспеченные дамы тоже боялись в одночасье потерять свой капитал и положение в обществе, опасались за себя и судьбу своих детей, были не уверены в завтрашнем дне… Подсознательно, это и могло у них проявляться в «нездоровом» интересе к образам ночных птиц, предвещающих беду, напоминаниям о свирепых хищниках из темного леса и прочей атрибутике, присутствовавшей в декоре «северного модерна». Страх перед будущим порой оказывался в женских сердцах сродни тому первобытному страху, который некогда ощущали люди, оказавшись на лоне дикой природы. Непредсказуемость грядущих событий пугала или даже, скажем больше, вселяла ужас.