Александр Щипин - Бог с нами

Впоследствии Каплан утверждал, будто рассчитывал избавиться таким образом от немцев, уверенный, что они не захотят присутствовать на казни, но верилось в это с трудом, тем более что сразу после этого он отвел комиссию в столовую, где вверил ее заботам своего помощника, а сам отправился в барак к мальчикам искать добровольца. Вызвалось сразу несколько человек, поэтому пришлось кинуть жребий, и короткую спичку вытянул Олег Попов. В пионерской иконографии его было принято изображать двенадцатилетним мальчишкой с тонкой шеей, немного вытянутой вперед, как если бы он вглядывался во что-то страшное, притаившееся за нашим плечом — таким действительно был последний предвоенный снимок Олежки, а смотрел он на мяч, который попал в фотографа через мгновение после того, как тот нажал на спуск, вот только на момент смерти Попову было уже почти четырнадцать, и это был плечистый юноша с сальной челкой, который, судя по сохранившемуся дневнику, очень интересовался противоположным полом и, похоже, не без взаимности.

Пока комиссия ела, во дворе появилась большая пятиконечная звезда, которую сбили из досок и насадили на длинную ось, так чтобы звезду можно было вращать, не подходя слишком близко. В назначенный час к ней подвели Олега, одетого только в длинные черные трусы и белую майку, и привязали его с разведенными в стороны руками и ногами к лучам звезды, отчего он стал похож на деталь какой-то физкультурной пирамиды. После этого на глазах комиссии и всех обитателей лагеря завхоз Колесниченко вбил ему в запястья и лодыжки гвозди-двухсотки.

Вызываясь добровольцем, Олег до последнего момента надеялся, что убивать будут кого-нибудь другого, но, вытянув жребий, ничего не сказал: лишь немного покраснел и про себя решил встретить смерть достойно — не проронив ни звука, как это сделал бы Кожаный Чулок или его друг Чингачгук, книгу про которых, одну из немногих оказавшихся в лагере, он прочитал за последний год раз пять. Однако, когда ему в руку воткнулся первый гвоздь, Олежка непроизвольно вскрикнул, поначалу словно бы даже не от боли, а от удивления, после чего кричал уже безостановочно. Тем временем под ним разложили и разожгли невысокий костер и начали медленно вращать звезду, так что в огонь попадали то рука, то нога, то голова с быстро сгоревшей челкой. Когда Олег сделал таким образом пару оборотов, Мюгге, не проронивший за все время казни ни слова, поднялся со стула и выстрелил ему в голову, после чего комиссия расселась по машинам и уехала.

В лагере так и не узнали, что в тот день у них побывали заброшенные в тыл врага советские диверсанты: ночью они заблудились и неожиданно выехали на рассвете прямо к лагерным воротам. Когда красноармейцы, переодетые в немецкую форму, поняли, что охрана их заметила, они запаниковали и, испугавшись спросить дорогу, зачем-то решили сделать вид, будто целенаправленно ехали именно сюда. С каждой минутой, проведенной в лагере, они все яснее понимали, что обязаны стереть это место с лица земли и спасти пленных детей, но не могли ничего предпринять, чтобы не поставить под угрозу всю операцию. Однако смотреть на чудовищную казнь мальчика было уже выше любых человеческих сил, так что никто из группы не осудил прекратившего его мучения Евгения Катичкина, майора войсковой разведки, который выдавал себя за полковника Мюгге. Покидая лагерь, они пообещали друг другу вернуться сюда на обратном пути, но к счастью для вожатых, вся группа погибла на следующий день — во многом из-за ошибки майора Катичкина, который, застрелив Олега, сделался задумчив и рассеян.

В первые послевоенные годы Олежка Попов занимал в советском мартирологе одно из центральных мест. Когда в Костроме, на высоком берегу Волги, где раньше стоял кремль, решили построить огромный некрополь для пионеров-героев — с огромными пустоглазыми статуями и подпирающими застекленный купол столбами света и пыли, — он встал бы, конечно, если не рядом с Павликом Морозовым, возле которого никогда не находилось места даже его брату Федору, безвиннейшему из мучеников, то наверняка где-нибудь вместе с Маратом Казеем, Валей Котиком, Леней Голиковым или Зиной Портновой. Место для мемориала было выбрано неслучайно: в Костроме жил и работал Павел Бляхин, придумавший «красных дьяволят», знаменитую троицу детей-убийц, которая превратилась впоследствии в четверку «неуловимых мстителей», а кроме того, весь этот город был самым тесным образом связан с династией Романовых, чье царствование началось и закончилось смертью детей. Интересно, кстати, что в декабре сорок второго года во фронтовой газете «На разгром врага!» появился очерк про смерть пионера Алеши Романова, закопанного фашистами заживо, но больше о подвиге юного героя с неудачным именем никто никогда не упоминал, так что нельзя даже сказать наверняка, был ли мальчик или его придумал прокравшийся в редакцию вредитель.