Александр Щипин - Бог с нами

— Вижу, вижу, что хотите. Вас ведь для этого тут и собрали. Да и вы тоже не только за бухлом халявным пришли. В детективов хочется поиграть, злодея разоблачить. Жалко, отца Брауна нет, вот кто пригодился бы. Ну да ничего — мы и без него справимся. С помощью отечественной, так сказать, криминологической школы. Вы! — вдруг патетически воскликнул он, выкатив глаза и тыча пальцем куда-то в пространство. — Вы и убили-с! Трубников снова зашелся в смехе и на этот раз смеялся долго, перегнувшись в поясе и от восторга стуча себя кулаком по коленке, пока не закашлялся. — Что притихли-то? — спросил он наконец, отхлебнув из бутылки, чтобы унять кашель. — Да, именно вы-с и именно убили-с. А чего удивляться? Вам можно, с вами бог. И не такое ведь прощал, правда? Вы же его с собой повсюду, как заложника, таскаете, как будто выясняете, что он еще оправдать может. А он все прощает, что ни попроси. Любит вас, ублюдков, и прощает. Главное ведь — покаяться, правда? Искренне так, от всего сердца. А это мы умеем. С чем с чем, а с этим у нас проблем нет. В любой момент во всеуслышанье объявим: «Говно мы, господи! Грешны, грязны и на лицо отвратительны. Только ведь у тебя, кроме нас, никого нет, верно, господи?» И подмигнем. Свои ведь, родные, по образу, значит, и подобию. А потом снова за старое. Вот бог у вас с ума-то и сошел. Сейчас забился где-нибудь в угол, закрыл ладонями глаза и твердит: «Нет, нет, нет». Поэтому-то вы его никак и не дождетесь. А может, убили вы его, а? Ну, в порядке эксперимента опять же? Чтобы выяснить, многое ли он простить может?

Пораженный этой неожиданной мыслью, Трубников поставил почти пустую бутылку на чей-то столик, рассеянно приложив руку к сердцу и слегка поклонившись в знак благодарности, хотя вино он забрал у совершенно других людей, и начал ходить по кухне взад и вперед, над чем-то сосредоточенно раздумывая.

Вдруг он остановился перед красивым молодым человеком с короткой бородой и забранными в хвост длинными волосами, похожим на улучшенную копию самого Трубникова, и, присев на корточки, ласково попросил:

— Так вы признайтесь — сразу ведь легче станет. Так и скажите: «Я убил бога». Давайте вместе: «Я у-бил…» Мне можно, я учитель, почти что священник. Как на исповеди, как на духу, а?

Молодой человек, окаменев, смотрел куда-то вверх и в сторону. Трубников улыбнулся одними губами, похлопал его по коленке и тяжело поднялся.

— Я вот думаю, — сказал он, снова обращаясь ко всем собравшимся. — Может, у вас души нет? Вот у нас душа есть, а бога нет, а у вас наоборот: бог есть, а души нет. А? Потому что — ну, как можно так жить человеку с душой? Вот так, как вы живете, как верите. Как можно убивать во имя бога, мучить, насиловать, жечь? Я не понимаю, вот правда — не понимаю. Или взять даже саму идею рая — как? Как можно жить в раю, если знаешь, что кто-то — ну, хотя бы один человек, не невинный ребенок, нет, просто человек, очень плохой, наверное, человек, — если ты знаешь, что он в аду? «Не без радости и наслаждения увидим мы муки погибших»? — процитировал Трубников кого-то. — «Видящие муки грешников испытывают не печаль, но упиваются радостью»? Знаете, а бог ведь вас нарочно без души оставил. Это ж он милость великую явил. Вы не представляете, насколько вам легче живется — без душ. А иначе я даже и не знаю. Потому что если это не так, то что же у вас за души-то такие? И если они еще и бессмертные, то что же это за вечность впереди будет? Ведь тут любой из вас готов миллион рук и ног настричь, если решит, что это богу зачем-нибудь понадобилось. Вот Вероника Ивановна, — обеими руками показал на улыбчивую тетку, — она каждый день с богом разговаривает, так ведь? Может, он вам посоветовал людей расчленять? Веру вашу испытывал? Но вера ваша крепка, уж мы-то знаем. Растянуть можно как угодно, а порвать — ни за что. И вы без тени сомнения пилой вжик-вжик! Или топориком, а? Поворот какой неожиданный: эдакая блаженная Лизавета — и с топором. Какое уж тут наказание: здесь и преступления никакого нет. Богоугодное дело-то! А может, это вы, Владимир Сергеевич? — обратился он к птицеподобному Уманскому. — У вас, я знаю, есть план обустройства рая, так, может быть, лишние руки-ноги небесной гармонии мешают? Берешь человека, отсекаешь все лишнее, и получается ангел. И стройными рядами, безруким плечом к безрукому плечу прямиком в царствие небесное.

— А может, это я? — негромко спросил Миряков.

— Вы? — Трубников медленно обернулся и, подойдя к Михаилу Ильичу, долго вглядывался в его лицо. — Вы?