Фоззі - Сопровождающие лица

После продажи останков машины он вообще прекратил выходить на воздух (только по исключительной потребности), сидел дома и пропускал через себя весь политический шлак. Вот и сейчас он включил Би-би-си и всем своим видом намекал на то, что ему мешают сосредоточиться на жизненно важном и плохом. Цыпа окончательно понял, что счастья не будет, почистил зубы и пошел на базар.

Ход мыслей был невесел: допустим, можно не курить, можно и кофе не пить, это вообще приличная экономия, но вот что делать дальше? Полное среднее образование сулило ровно те же перспективы, что и два высших, как, к примеру, у Филиппыча, то есть никаких. Можно было стоять на базаре, и то, если сильно повезет: желающих торговать много, а товара – мало. А тех, кто тебе товар на реализацию доверит, вообще единицы. В принципе, неплохо, если только не скуривать товар.

Дворовой консилиум Цыпе откровенно завидовал: лучше торговли сигаретами было только бухло – что толкаешь, то и потребляешь. Но себя надолго не обманешь – никаких доходов Цыпин бизнес не приносил, даже, как видим, наоборот. А ведь казалось, что с базаром сильно повезло: Цыпа метался в пучине мутных времен, всплывая то младшим грузчиком в «Океане», то учеником кока, а тут завидное место с ходовым товаром.

На базар его пристроила мама, хоть какая-то польза вышла от ее погружения в религию. Попервах выяснилось, что у нее всегда была икона и крестик, просто лежали на антресоли, да так удачно спрятаны, что даже Цыпа во время тщательных поисков «чего б такого продать» не обнаружил. Когда православие сбросило оковы соцреализма, мать стала носить крестик поверх кофты, повесила икону над телевизором и начала ходить в церковь к отцу Валентину, который удачно совмещал распитие спиртных напитков с богослужениями в портовом храме.

Однако недолго – батюшка, бывало, просыпал службы и вообще имел слишком явную историю болезни, так что сходу проиграл конкуренцию новоявленному молитвенному дому Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Цыпа еще подумал, что про последние дни они тонко подметили.

Эти не то баптисты, не то мормоны появились будто из ниоткуда и быстренько забалабенили из недостроенного военторга храм. Они шли в ногу со временем, приставали к людям на улице, раздавали цветные брошюры и вообще вели, по словам Филиппыча, чья жена Лариса тоже состояла в этой церкви, «агрессивную маркетинговую политику».

В результате отец Валентин растерял бóльшую часть паствы, которой он мог предложить только личный перегар да черно-белые листочки с православным календарем, в котором встречались вопиющие орфографические ошибки типа «воскрисения Хрестова».

Новомодные богомолы настаивали на семейном подходе, но в этом конкретном случае из концепции ничего не получилось: батя сразу снял свою кандидатуру с культпоходов в молитвенный дом, заявив, что это тайный заговор против славянства, а Цыпа сходил всего один раз, после чего косил службу по любому поводу.

Да и то сходил он из чисто культурного интереса, ожидая увидеть там хор развеселых негров в лиловых балахонах, которые, дружно хлопая в ладоши и залихватски раскачиваясь, исполняют какой-нибудь рабовладельческий псалом типа «Когда святые входят в рай». Ничегошеньки подобного – в недостроенном военторге обнаружился ансамбль, состоящий всего из двух музыкантов: какой-то килькообразной грымзы за ионикой [4]и придурка Ромы из нашей школы на белом басу.

И все, даже барабанов не было, что по Цыпиному разумению являлось полной дискредитацией идеи. Более того, этот Рома по кличке Полтора Уебана был огромных размеров и малого ума. Будучи борцом-вольником, он имел все шансы пристроиться в доходное место вышибалой или солдатом-рэкетиром, а вместо этого давал свои корявые до-соль в песнях о том, как прекрасен мир и сладок Иисус.

Когда они со шпротиной начали исполнять некое подобие песенки «Итс э вандерфул лайф» [5], Цыпе зримо поплохело: пианистка так коряво лыбилась, что блевать хотелось, а Рома в своем музыкальном образовании явно не ходил дальше ритмов зарубежной эстрады в циничном изложении Сергея Минаева [6].

Посреди всего этого постного мероприятия значился какой-то главный дьякон с нехорошим лицом – бегающими глазками и гадким оскалом. Цыпа еще подумал, что такие, как этот баптист, думают, что они самые хитрые, и, случись с таким сидеть в паре в деберц [7], он сыграет только с двумя полтинниками, и то, это будет читаться по его противной роже. Цыпа бы ему полнаперстка не доверил, не говоря о целом приходе.