Валерий Поволяев - Три дочери

Увлеклась Лена своим рассказом, и военного увлекла, она смотрела на его лицо и видела, как оно меняется, становится мягким и одновременно насмешливым, добрым, как теплеют глаза, а в уголках рта возникают ямочки, в которых скапливается смех…

Наконец военный не выдержал, засмеялся. Отсмеявшись, платком стер с ресниц мелкие слезинки, проговорил:

– Вот как, оказывается, рождаются в России рецепты кулинарного искусства…

– Ну, не так, скажем… Это только один из примеров.

– Вы очень хорошо, просто захватывающе умеете рассказывать.

– А вы – слушать, – доброжелательным эхом отозвалась Лена, она неожиданно поняла, что этот статный человек, воспитанный, судя по всему, в старой инженерной семье, принадлежит к числу надежных людей. Это так важно в нынешнем обществе – надежность. Надежные люди сегодня встречаются все реже и реже. Похоже, что всех их выбили в Гражданскую войну…

Женское сердце более чувствительное, чем мужское, женщина способна уловить те нюансы, которые никогда не уловит огрубевший мужчина, она вообще способна угадывать всякую томящуюся душу на расстоянии.

– Россия всегда, еще со времен князя Александра Невского, наверное, а может быть, и раньше, с поры святого князя Владимира имела очень рациональную и талантливую кухню, которая была хороша и в походах, и на балах. Я уже не говорю о купцах – это настоящие изобретатели, которые, кстати, предпринимали меры защиты от обмана. Вам когда-нибудь доводилось бывать в «Метрополе» и компанией заказывать себе осетра?

– Нет.

– A мне доводилось. Так вот, в «Метрополе» осетров предлагают клиентам обязательно живых, они плавают в бассейне, украшенном фонтанами. Заказанного осетра достают из воды и выстригают у него из плавника кружок. Или ромбик, либо просто делают фигурную выемку… Затем отправляют на кухню. Потом, когда осетр готов, его подают на стол и клиент сравнивает вырезанную выемку с отверстием в плавнике – сходятся ли края? Вот такой был поварской порядок.

– Был? Почему был?

– Он есть и сегодня, – успокоил Лену военный, – его придерживаются.

– Интересно…

Оба они не заметили, как выпили чай и съели булочки, военный с огорченным видом приподнял обшлаг рукава, посмотрел на циферблат крупных серебряных часов – постарался проделать эту операцию незаметно, но это у него не получилось, Лена засекла ее и понимающе наклонила голову.

– Как вас зовут? – тихо спросил военный.

– Елена. Елена Егорова.

– А меня – Николай. Николай Кирсанов, – он натянул на голову фуражку и лихо приложил к козырьку пальцы…

Вот они и познакомились.

Вечером неожиданно явился Илья Миронович – принаряженный, благоухающий модным одеколоном «Красная Москва», с шелковым платком, воткнутым в нагрудный карман пиджака и подергивающимися от напряжения гладко выбритыми щеками.

С собой принес кулек, из которого торчало толстое винное горлышко, обтянутое серебряной фольгой, – в последнее время Илья Миронович полюбил шампанское, в кулек так же были насыпаны свежие, нынешнего урожая яблоки, сверху яблоки были прикрыты довольно толстым слоем шоколадных конфет в броских цветных обертках.

Увидев кулек, Лена невольно приподнялась на стуле, поинтересовалась насмешливым тоном:

– Илья, у тебя что, сегодня день рождения, совместившийся с днем ангела? Ты вроде бы родился в сентябре…

– Верно.

– Но тогда что? Ты сделал себе обрезание?

Илья Миронович не выдержал, усмехнулся:

– Ага. Как в том анекдоте, когда одна дамочка говорит: «Я знаю, что существует обряд обрезания, но не до такой же степени!» Нет, и обрезания я не делал.

– Тогда что?

– Пришел просить тебя: возвращайся ко мне!

Елена вспомнила, как Ираида Львовна (и сам Илья Миронович) запрещали ей приводить в дом подруг, как муж считал котлеты и ругал ее, если она угощала ими своих гостей, вспомнила соседа – артиста Большого театра с громоздким телом и мощным голосом, вырывающимся по утрам из глотки (от его голоса в квартире все мухи сдохли, ни одной не осталось, – сотрудники Большого театра всегда производили много шума) – вспомнила все это и отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Хочешь, я перед тобой на колени хлопнусь?

Легким движением руки поправив на голове прическу, Лена вновь медленно покачала головой:

– Не хочу.

– Ну, Ле-ен, – умоляюще протянул Илья Миронович, – я без тебя жить не могу.

– Можешь, – обрезала его Лена, – можешь! Обсуждать эту тему я с тобой не буду.