Юргис Кунчинас - Менестрели в пальто макси

Фотограф тем временем занят гимназистками. На фоне - Фонтан и Ангел. Девушки предельно серьезны: кажется, как только сфотографируются — по парковой дорожке отправятся прямиком в монастырь. Уйдут и не вернутся - ни в воскресенье, ни в зеленую гимназию. Но озорник фотограф издает особый посвист - трелью сообщает обо всем отлично знакомой птичке, которая вот-вот выпорхнет из объектива, и девушки расцветают, словно розы. Возможно, пригодилось бы другое сравнение - как ромашки, как одуванчики, как душистая сирень, - но в двух шагах отсюда цветут взаправдашние розы -великолепные, ухоженные. Розарий, я уже говорил. Гордость парка, всего города и каждого жителя. Величайшая забота сторожа. Особенно в ночное время. А еще - на рассвете.

Снова «Плывет кораблик». Репертуар оркестра, как можно заметить, не слишком велик. Все впереди, они разучат. До начала Второй мировой войны еще есть немного времени, достаточно для репетиций.

Однажды ночью у Фонтана остановились артисты из Каунаса. Женщины погрузили ноги в прохладный бассейн. Они тоже гидрофиты. Мужчины вполголоса запели. Артисты! Они пьют пиво, вино тоже пьют, а также горилку. И поют, распевают. Потом усаживаются в свой автобус, что поджидает их у Ангела, и уезжают в свой Каунас. Гастроли окончены. Последнее представление пьесы Казиса Бинкиса «Молодняк» на провинциальной сцене. Завтра уже война.

В первую ночь войны Фонтан бьет чуть не до небес, но город все равно горит. На следующий день выбритые офицеры вермахта расхаживают по парку и дивятся: «Springbrunnen? Hier? In der Heide? Phantastisch!» 15 15 Фонтан? Здесь? В пустыне? Фантастика! (нем.) Оркестры вермахта умеют исполнять множество отличных маршей, но пока играют лишь «Es zittern die morschen Knochen der Welt vor dem grossen Krieg!» 16 16 Дрожат дряхлые кости мира великой войны (нем.). Очутившись здесь несколько лет спустя, они не успевают проиграть ничего. Они успевают еще взорвать почту и мост, а у Фонтана уже фотографируются красноармейцы - их оркестр шпарит «Катюшу» и разливается «Амурскими волнами». Потом — «На сопках Манчжурии», кое-кому очень даже нравится. В парке толпы людей, большей частью совершенно незнакомых. Опять оркестр - на сей раз «Прощание славянки». Все скамейки запружены солдатами и девушками. Солдатам подают только пиво, но они пьяны от водки, которую хлещут в сирени за уборной. За это ли сражались? В парке смесь запахов ваксы, солидола и сирени. А еще - одеколон «Тройной». Все это - надолго. Парк, оркестр, танцы, свирепые драки с местным населением. Кастеты и ремни. До рези в глазах, Фонтан бьет до Млечного Пути. Кровавый путь — до живой изгороди из акаций, тут - «Уголок любви», таково официальное название. Кровавый путь — вторая группа. Омоем раны в струях чистых. Зелеными шелками перевяжем . Песнь о гидрофилии. Фонтан не действует, не фонтан, а фантом, и, как сообщают радио и газеты, все спокойно. Политическое положение как таковое отсутствует. Сплошное набирающее темпы процветание. Фонтаны с трибун. Гидра капитализма в нашем Фонтане не заведется! (Гидра, видите ли, водный обитатель.) А попробуй только заикнись кому-нибудь о Красной гидре! Совсем другое дело - до небес. Ошибочное понимание гидрофилии толкает человека в тенета врагов народа. В то время как вокруг одни лишь Достижения и Успехи. Нечего глумиться! - хмурится бывший партизан Кацвингель. Разве при Смятоне рабочий человек мог себе позволить выпить пива и еще другому поставить? Действительно, пива море разливанное. Для его приготовления нужна хорошая вода. Только в нужник бегать далековато. И все мимо Фонтана. Пиво, пиво, пиво. Фонтаном. Из глотки, когда больше не лезет.

У фотографа снова дел по горло — птичка едва успевает из объектива и обратно. У Фонтана фотографируются выпускники средней школы и семинаристы в двубортных пиджаках. Семинария совсем недалеко. Разумеется, не духовная, а учительская. Фотографируются главным образом после успешно сданных экзаменов. Перед «дембелем» снимаются сержанты и ефрейторы. Их погоны черны, как донбасский уголь. Танкисты. «Три танкиста курицу щипали, экипаж машины боевой». За такую песенку можешь подзалететь, ой, можешь! Три танкиста! Завтра по домам. «Прощай, Алитус, время золотое, прощай, девчонки, давайте стоя!» Фу, как неприлично! Однако на такую похабщину поморщится разве интеллигент смятоновской поры. А таковых немного уж осталось.

Слезами наполнил бы весь Фонтан, только бы снова стала Литва, - прошептал господин Г. самому себе. Кому надо, тот услышит. В один отнюдь не прекрасный день господина Г. вызывают в великолепное здание недалеко от парка. В окно кабинета виден Ангел, уже без трубы. Скоро и его самого не станет. Что, - начинает синий китель с малиновыми погонами, — оплакиваем, господин Г.? Что ж, в Сибирь мы больше не возим, исчерпали лимиты. Что же нам теперь с вами делать? Господин Г. жалобно улыбается, похоже, в самом деле готов расплакаться. Может, эти люди подслушивают и мысли? Но есть и другие способы, не унывайте, господин Г.! — успокаивает китель. И: пошел вон, засранец! Едва ли не пинком в то место, где спина теряет свое благородное название - как выражаются французы. Коллега Ф. говорит господину Г.: - Эге, братец, тут тебе не Бахчисарай. Там имеется «Фонтан слез». Пушкин воспел.