Юргис Кунчинас - Менестрели в пальто макси

- Никто еще оттуда не возвращался, - проговорил хозяин. - Все в этих Грехах засели. Греховное место.

Уютный кабачок безлюден. Записка: «Сейчас вернусь. Казис».

- Не воротится он, - произнес Сводивший счеты. - Он всегда так.

Но Казис взял и вернулся. Бухнул на стол бутыль свежей валерьяновой настойки, швырнул охапку еще мокрых морских водорослей. Привстал на корточки и включил радиоточку. Выступал джаз-квинтет ВВС США. Было замечательно. Капштадт - не какой-нибудь медвежий угол. Потом стихи собственного сочинения читала группа «Наши». Я вас любил etc .

- Чем это они отличаются от чужих? - с оттенком печали спросила туземка. Ее ресницы были еще длиннее, чем тогда.

Выпив в свое удовольствие, мы двинулись к Оранжевой реке. Тихо стрекотали кузнечики и вертолеты. Становилось прохладно. Невдалеке высились громадные корпуса завода оранжевой краски.

- От завода и пошло название нашей речки, - пояснил Казис, трактирщик. Его ротовая полость источала водочный дух. Было тоскливо. - Видит Бог: я не таил никакого умысла. Эта девка сама полезла под мост. А плавать, само собой, не умела. Мужики только рукой махнули - э, вечно она так! А мне: ступай, ступай к ней, чего ждешь? Без трусов она... Так-то.

Капштадт - странная деревня. До Грехов - всего три километра. Все туда ходят, никто не возвращается. А кто-то должен жить. Здесь, в Капштадте! Вот и сочиняют, кто во что горазд. Возьмем хотя бы насадки. И еще - они роют бункеры. Трудятся целыми семьями. Отличные бункеры - с удобствами, сухие, вместительные. Теплые и с отхожими местами. Есть дымоход, паркет. Мне-то что за дело? Я гость. Сегодня здесь, завтра уже там.

Ага, они еще подсочкой промышляют. Из хвои варят замечательный душистый джем. Сами кормятся, экспортируют в Падую и на Тайвань. В деревне остались одни старики, остальные давно в Грехах. Только вот туземка под мостом. Бигуди, бикини, ожерелье чистой воды стекла. Читает сейчас Парульскиса 13 13 Сичитас Парульскис - современный литовский писатель. и Лермонтова. Интересно, говорит, пишут. Жалуется: грамотность тут довольно высокая, но в магазине нет мяса. А живица - она быстро застывает и плохо отмывается. Ей-богу, прилипла, как смола. Хотя и вежливая.

Узнаю: завтра прибывает странствующий фотограф. Снимет каждого по отдельности и всех вместе. Капштадт зашевелился - над многими баньками вьется дымок из трубы. И в кабаке движение. Все же событие.

- Дурные вести, - промолвил на рассвете хозяин. - У вашей милости жеребчик пал.

- Ерунда! - рассмеялся я. - Всегда он так. В точности, как та девка.

Фотограф привез еще более мрачные новости: Черноморский флот высадился на берегу Куршского залива близ Расситена, а в Висагинском озере всплыла неопознанная субмарина.

Однако пора в путь. Жаль покидать Капштадт. Он такой естественный. Милый, хотя и грустноват. Очень даже литовский Капштадтец. Здесь еще можно обнаружить корни и корешки. Из Капштадта родом Прометей, Миндовг Второй 14 14 Вымышленный персонаж. , несколько цезарей. Вообще-то ничего страшного. Видел, правда, нескольких молодых японцев. В центре новые урны для мусора и для голосования. К моему отъезду все собрались на Площади. Громкоговоритель объявил, что войны не будет и сегодня. Разочарованные капштадтцы, ворча, разошлись лакомиться хвойным мармеладом.

- Бляха-муха! - как гаркнет старик в насадках. - Так когда же?!

Неужели он надеялся победить? Пришла проститься и читательница Лермонтова.

- Увези меня, любезный, во Грехи, - молила она. Из ее ротика, когда она говорила, выпадали зеленые и золотые майские жуки. Это от живицы, - сказала Лукреция, так звали туземку. - От них можно и забеременеть, пояснила она. Я пустил коня вскачь.

Несколько жуков привез с собой. По-моему, красавцы. Живое доказательство: есть такой Капштадт!

Ох, старые это дела. Не очень-то и хочется рассказывать. Ладно уж, придвигайся ближе, перепелушка, слушай.

На третьем году семейной жизни заметил я, что моя молодая жена ночью тихонечко встает с постели, оборачивается лисицей и — вышмыгивает вон. Тогда мы жили на улице Витебской, в полуподвале. Она выскакивала в маленькое оконце под самым потолком. Становилась самой настоящей лисицей - грациозной, с лоснящейся шкуркой, с белым пятнышком на голове, так что я, при всем своем желании, не мог бы ее догнать. Поначалу горевал, это правда. Сходил посоветоваться к доброму знакомому-парапсихологу, шапочно знакомому юристу и почти совсем незнакомому дядечке из Общества охраны животных - все как один уверяли: чепуха, само пройдет. Эти славные люди, как я понял, имели в виду меня. Но дело-то не во мне.