Леонид Свердлов - Воля богов!

Штурмовать неприступные стены Трои, построенные самим Посейдоном, греки не стали и начали осаду. Численное преимущество было на их стороне, и троянцы не решались нападать на огромное вражеское войско, но в городе они чувствовали себя вполне безопасно. Никто ни на кого не нападал, и греки скучали.

Не столько для того, чтобы пополнить запасы, сколько от скуки и желания хоть как-то проявить себя и отличиться в этой бесславной войне Ахилл устраивал рейды по всё более отдалённым окрестностям, разоряя города, не имевшие к Трое никакого отношения. После каждого такого набега в лагере греков прибавлялось трофейного добра, а у троянцев прибавлялось союзников. Соседние цари, обозлённые на греческих героев, являлись со своими дружинами на помощь осаждённому городу. Через какое-то время союзников у троянцев стало так много, что было уже не ясно, кто кого осаждает.

Первое время Ахиллу на войне нравилось. Ничем не рискуя, он вступал в бой с целыми армиями и возвращался из побеждённых городов с богатой добычей и без единой царапины. Враги уважали его и боялись, а свои почитали как бога, хоть и посмеивались за глаза над тем, как его опекает мамочка — красавица Фетида. Ахилл был доволен собой, гордился подвигами, которые так легко ему давались, и всё чаще проявлял признаки звёздной болезни: смотрел на всех свысока, нарушал установленные начальством порядки, любил, когда им восхищались, и воспринимал любые почести как должное.

Прошёл год, и Калхант на вопрос, где же обещанная через восемь месяцев победа, с раздражением отвечал, что он ни про какие восемь месяцев никогда не говорил — речь с самого начала шла о восьми годах, и надо было внимательнее слушать.

К концу следующего года греков уже было меньше, чем их противников. Положение осаждавших стало безнадёжным, и враги скинули бы их в море, но никто не хотел связываться с неуязвимым Ахиллом. Старейшины упорно запрещали рвавшемуся в бой Гектору, которого престарелый Приам назначил главнокомандующим, нападать на врагов. Троянцы и их союзники предпочитали ждать, когда греки сами поймут, что зря сюда пришли, и уберутся восвояси.

Но греки не уходили, хотя уже и Агамемнон понимал, что рассчитывать тут не на что, но гордость не позволяла ему признаться, что он сам влез в авантюру и втянул в неё столько народу. Уже нисколько не веря Калханту, он всё ещё надеялся на помощь богов.

А боги часто проявляли внимание к делам греческих героев, безнадёжно увязших на троянской земле. Гера, хоть сама в лагере и не появлялась, регулярно посылала к Агамемнону вестников с обещаниями помочь, уговорить Зевса поддержать греков. Каждый раз, по её словам, выходило, что громовержец уже почти согласился и ждать осталось всего несколько дней. Но дни шли за днями, а Зевс продолжал лениво отмахиваться от просьб жены, отвечая, что ему нет никакого дела до этой дурацкой войны. «Вы, богини, это дело затеяли — вы теперь с ним и разбирайтесь», — говорил он.

Афина, наоборот, вестников не слала, а являлась сама. Для неё война была настоящим праздником. Она проводила в лагере всё свободное время, то приняв какой-нибудь образ, то в своём нормальном обличии, каждый раз в начищенных до блеска доспехах и в белоснежной эгиде.

Она вела мудрые философские и теологические беседы с греческими старейшинами, при этом трещала без умолку, счастливая, что нашла таких просвещённых и опытных собеседников, а старейшины слушали богиню мудрости и кивали.

А то, бывало, её видели за разговором с Агамемноном — у входа в его палатку она увлечённо рисовала крестики и стрелочки, с уморительной серьёзностью рассуждая о тактике и стратегии. И каждое своё выступление она заканчивала призывом атаковать троянцев и с её помощью одержать славную победу. Агамемнон всякий раз соглашался, но, ссылаясь на объективные трудности, предлагал обождать ещё немного. Афина уходила страшно довольная тем, что она сумела убедить великого полководца, а Агамемнон после её ухода с облегчением вздыхал и вытирал пот со лба.

Часто она приходила на собрания героев, сурово насупившись, слушала рассказы о боях и подвигах и громче всех смеялась, когда кто-нибудь рассказывал анекдот. А иной раз часами увлечённо показывала бывалым воинам, как правильно пользоваться щитом и копьём. При этом, нанося удар, она так громко визжала, что у всех вокруг закладывало уши.

Изредка в лагерь заходил Арес. Афродита запретила ему помогать грекам, но бог войны считал своим долгом следить, чтобы на войне всё шло как положено. Он ни с кем не беседовал и никому не помогал, но если видел у кого-нибудь оружие или доспехи в ненадлежащем состоянии, то делал замечание, а если, например, заставал часового, уснувшего на посту, то будил и очень строго качал головой.