Леонид Свердлов - Воля богов!

— Энона! Не время сейчас вспоминать старые обиды! Он страдает, он может умереть!

Нимфа пожала плечами:

— Страдает? Говорят, страдания возвышают.

Она отвернулась и ушла в чащу.

Не торопясь, она добралась до своего скромного лесного жилища, вошла в комнату, посмотрела на полку со снадобьями. Здесь было всё, что могло спасти жизнь человеку. Энона протянула руку к маленькому пузырёчку с бесценным средством от яда лернейской гидры. Когда-то она похвасталась этим лекарством Парису, а теперь он вспомнил о нём. Вспомнил много лет спустя не об Эноне, а об этом лекарстве. Вспомнил только тогда, когда ему стало плохо, и захотел, чтобы она избавила его от страданий. Он не вспомнил о ней тогда, когда страдала она. Теперь он умрёт, и она никогда уже больше его не увидит. Совсем никогда. Даже в царстве Аида они уже не встретятся, потому что бессмертной Эноне путь туда заказан.

Парис будет страдать и умрёт. Яд лернейской гидры действует неотвратимо, но медленно, а значит, Париса можно ещё спасти, если успеть. Об этом Энона подумала, когда бежала через лес, зажав в кулачке спасительный пузырёк, бежала изо всех сил, спотыкалась о корни, вскакивала, несколько раз пыталась взлететь, но у неё это получалось плохо, она падала и только теряла время.

— Привет, Сашка!

У кровати Париса стоял улыбающийся Гермес.

— Давно не виделись, — говорил легкомысленный бог, будто не замечая бедственного положения собеседника. — Глянул бы ты, Шурик, на свою страдальческую рожу — обхохотался бы. Ладно, кончай придуриваться — всё прошло.

Парис с удивлением почувствовал, что у него действительно больше ничего не болит. Гермес протянул ему руку и помог подняться с кровати.

— Идём, — сказал он. — Нас уже заждались.

Парис легко поднялся и, оглядевшись, увидел себя лежащим на спине с искажённым, посиневшим лицом, плачущего Энея, Деифоба, с отсутствующим видом стоящего рядом, Елену, как статуя застывшую над постелью мужа.

— Да, необычное ощущение, я знаю, — согласился Гермес, — мне уже многие об этом говорили. Ну, пойдём уже. Они тут и без нас разберутся.

Незримые, не раскрывая дверей, они вышли из дворца, прошли через город. Парис смотрел на дома и людей, понимая, что видит их в последний раз, но почему-то эта мысль его нисколько не огорчала.

— Видишь, как всё удачно получилось, — говорил Гермес. — Зря ты боялся. Такую интересную жизнь прожил! Представь, сколько всего ты видел, о чём ещё тысячи лет будут книжки, картины, статуи, пьесы, об остальном я уж не говорю. Сказочная, легендарная жизнь, поверь опытному искусствоведу. Нервы, конечно, потрепали, но жизнь знаменитости не бывает без нервотрёпки — по себе знаю. Немного помучился перед смертью — так уж было надо. Кое-кто просил Зевса, чтобы ты умер той же смертью, что и Ахилл. Но ты страдал не так долго, у Ахилла здоровье получше было — он целый день мучился, а уж Геракл как долго умирал! Вот и спрашивается — зачем оно, хорошее здоровье? А тут ещё Кроныч сказал: «Не затягивать», так что мойра Атропа перерезала нить твоей жизни без лишних проволочек.

Они вышли из города. Мимо них пробежала Энона, сжимая в кулачке какой-то пузырёк. Парис проводил её взглядом.

— Не оборачивайся — плохая примета, — сказал Гермес. — Так вот, я говорю, Кроныч вообще к тебе неплохо относился. Меня, видишь, за тобой послал, такой чести мало кто удостаивался. Я вообще не любитель ходить в царство Аида. По мне, так оно мрачновато, а я люблю, чтоб было весело, как твоя жизнь.

«Да, весёлая жизнь, ничего не скажешь», — подумал Парис.

Он не следил за дорогой и не заметил, как солнце перестало освещать их путь, а привычные виды полей, гор, лесов, домов и деревьев сменились смутными, едва различимыми контурами, между которыми сновали бесплотные тени. Парис не мог разобрать, были это люди, сны или сказочные чудовища. То ему казалось, что у какой-то из теней шипящие змеи растут на голове вместо волос, то он вдруг видел пробежавшего во тьме кентавра, то Химеру, то лернейскую гидру.

— Нет, не настоящие, — ответил на незаданный вопрос Гермес. — Это всё фантазии, иллюзии, бред новоумершего. Видишь, например, тех великанов со сросшимися телами?

— Конечно вижу. Вокруг них вьётся стая гарпий.

— Так вот, их там нет. Это последние судороги умирающего сознания. Не обращай внимания и не отвлекайся — пока есть возможность, вспоминай прожитое. Вся жизнь должна пронестись сейчас перед твоим внутренним взором.