Леонид Свердлов - Воля богов!

— Хорошо, что ты здесь, а я боялся, что уже уплыл.

— Что-то случилось? — спросил Одиссей.

— Случилось. А ты разве ничего не слышал? Ночью кто-то перебил весь наш скот. Я там только что был. Жуткое зрелище: овцы, коровы, козы — все порубленные, поколотые, на куски разорванные. И пастухи там же лежат. Всё пастбище залито кровью.

— Троянцы?

— Вряд ли. Часовые бы заметили. Это ж целый большой отряд должен был напасть. Все напуганы. Люди поговаривают о каком-то морском чудовище, о гневе богов. Но чем мы могли их так прогневать? Тут только ты можешь разобраться.

Для жертвоприношений и пищи греки держали у себя несколько крупных стад.

Когда Одиссей пришёл на пастбище, его взору предстала действительно ужасающая картина. Даже после последней битвы Гектора с Ахиллом на поле брани не лежало столько трупов. По крайней мере, они тогда лежали не так плотно. Посмотреть на это собралось много народу, так что найти какие-то следы не представлялось возможным. Одиссей спустился с холма и решил опросить часовых, но прежде, чем он дошёл до лагеря, глаза его закрыли чьи-то ладони и голосок над ухом сказал:

— Угадай кто?

— Афина, — буркнул Одиссей.

— Точно!

Богиня мудрости забежала перед ним. Взгляд её был серьёзный и насупленный, но губы улыбались. Она заговорила очень серьёзно, хотя было видно, что она хочет рассмеяться:

— Тебе поручено расследование кровавого преступления: массового убийства крупного и мелкого рогатого скота. Да? Я угадала?

— Угадала.

Афина слегка подпрыгнула от радости и продолжила тем же серьёзным тоном:

— При проведении следствия первым делом надо допросить свидетелей. А почему ты ни о чём не спрашиваешь?

— Ты знаешь, кто это сделал?

Афина слегка замялась. Она не ожидала, что Одиссей спросит сразу так прямо, и рассчитывала, что он начнёт издалека, со всяких незначительных вопросов.

— Знаю, — сказала она, немного подумав.

— Ты мне скажешь?

«А что мне за это будет?» — чуть не спросила богиня мудрости, но сразу сообразила, что поставит этим вопросом в неловкое положение не только Одиссея, но и себя: что, собственно, простой смертный может сделать для богини? Пожалуй, можно было бы что-нибудь придумать, но Афине так хотелось поскорее всё рассказать, что она не стала ничего придумывать и сразу ответила:

— Это сделал Аякс.

— Какой Аякс?

— Как какой? Большой. Который вчера с тобой за оружие Ахилла спорил.

— Он же связанный в палатке лежит.

— А я его развязала.

— Зачем?

Афина ткнула указательным пальцем правой руки в ладонь левой и, медленно поворачивая его из стороны в сторону, скромно опустив взгляд, сказала:

— Потому что я бываю иногда очень добрая — даже с теми, кто этого совсем не заслуживает.

— А почему он стал рубить скот?

— Это была иллюзия — такое научное явление, когда, например, человек думает, что перед ним, скажем, Одиссей или Агамемнон, а на самом деле это корова или овца. Ну, я умею такое.

— Ты лишила Аякса разума?

Неизвестно, могла ли богиня мудрости добавить кому-то ума, но то, что она могла лишить человека разума, знали все.

— Ну, там и лишать было особо нечего, — застенчиво ответила Афина.

Одиссей ужаснулся. Большой симпатии к Аяксу он не питал, особенно после вчерашнего спора, но то, что сделала с Аяксом Афина, показалось ему неумеренно жестоким.

— Зачем ты это сделала? — спросил он.

— Что сделала? Иллюзию? А скажешь, было бы лучше, если б он тебя порубил, а не баранов?

— Зачем ты лишила его разума? Как можно так издеваться над человеком?!

Афина нахмурилась и поджала губы:

— Он, может быть, меня оскорбил, он мне, может быть, в душу плюнул, а я, по-твоему, должна это терпеть?! Скажешь, тебе можно мстить Паламеду, а мне мстить Аяксу нельзя?! Это потому, что ты мужчина, а я девушка?! Да?! По-твоему, это справедливо?!

Она сложила руки на груди и резко отвернулась.

Одиссей смутился. Его не удивило, что Афина знает про Паламеда: боги вообще обо всём знают недопустимо много, а в ту ночь, когда Одиссей написал подложное письмо, Афина постоянно крутилась около него и Диомеда, она вполне могла за ним подсмотреть. Теперь он опасался, как бы богиня мудрости по простоте душевной не разболтала всем о его коварной мести. Это могло бы иметь для Одиссея очень скверные последствия.

— Послушай, Афина… — начал он.

— Всё, я с тобой больше не разговариваю! — не оборачиваясь, бросила богиня. — Проси прощения!

— Прости меня, Афина! — сказал Одиссей, опускаясь на колени.