Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

— Никто не знает ответа на этот вопрос, — сказала Лора. — Все знают, что такое счастье. Это когда ты спокоен, и тебе нравится все, что с тобой происходит. Я вот, например, чувствую себя счастливой. А любовь — странное понятие, все — и ничего одновременно: и счастье, и боль, и доверие, и страх потери, и высшее наслаждение, и истеричная нервозность.

— А если в жизни нет любви, — это очень плохо? — опять спросила я.

— Если ты счастлив, то что плохого? У тебя есть все, что тебе нужно, все, чего тебе хочется, — Лора спокойно улыбнулась и сделала маленький аккуратный глоток Асти.

— У вас в жизни есть любовь?

Лора и Инга отстраненно пожали плечами. Им сейчас не очень хотелось задумываться и философствовать. Тем более нам принесли огромный ассорти сет. И девочки тут же принялись увлеченно разливать по пиалкам соевый соус и пробовать суши и роллы. Инга, закатывая глаза от удовольствия, Лора — не спеша, внимательно выискивая кусочки с угрем. Они опять переключились на будничные темы, — и вскоре разговор снова зашел о мужчинах.

— А мой постоянно меня ревнует, — рассказывала свою историю Инга. — Он меня достал: не делай то, не ходи туда, это слишком открытое платье, ты тому парню слишком широко улыбалась! Хочет, чтоб я только с ним время проводила и его ублажала.

— Тиран какой-то, — прокомментировала Лора.

— Эгоист проклятый! Считает, что мир вокруг него вертится, — злилась Инга. — Но со мной у него этот номер не пройдет: со временем все мужчины оказываются у меня под каблучком! Влюбляются — и уже не могут без меня, и тогда я из них могу веревки вить. Так что посмотрим, кто кого!

— С мужчинами надо все время держать ухо востро, иначе они на голову садятся, — кивала головой Лора.

Заметив мою молчаливость и задумчивость, Лора предусмотрительно снова и снова наливала мне до краев.

— Нет-нет, я больше не пью, иначе меня будет тошнить, — попыталась я протестовать.

— У меня есть тост! — провозгласила Инга. — Выпьем за хороший секс!

— Не выпьешь, так и останешься девственницей! — подтрунивала Лора.

В голове непроизвольно мелькнуло воспоминание, как прошлым летом мы с Ромой ночью поехали купаться в Сейме. Это было в начале июня, погода была невыносимо душная, пекло, как в аду. В двенадцать, когда хорошенько стемнело, мы приехали на берег реки. Песок возле кромки был прохладным, а вода еще теплая, все небо было усеяно крошечными точечками звезд. Мы разделись и забежали в речку, окатили друг друга серебристыми брызгами, потом несколько раз окунулись под полной луной. Рома все время нырял и неожиданно хватал меня под водой за коленки, а я громко визжала. Накупавшись, мы вышли на берег, было прохладно и свежо! Мы легли прямо на траву и долго занимались сексом.

Я тряхнула головой, чтоб избавиться от этого воспоминания, и выпила налитое мне вино.

— Девочки, а какой у меня вчера секс с Денисом был! — мечтательно улыбнулась Инга. — Я в женском журнале прочитала одну статью, решила поэкспериментировать!

— Никогда не читаю статьи про секс, — меланхолично сказала я.

— И что там было написано? Рассказывай, может, научишь нас чему дельному! — заинтересовалась Лора. — Давай, колись! Делись опытом!

После десерта мы, хорошо пьяненькие, переехали в клуб. От мигающих огней светомузыки и ударных волн громкого звука Инге и Лоре стало плохо. Не успела я принести коктейли из бара, как они уже сбежали в туалет. И остаток вечера мы провели, запершись втроем в кабинке туалета и слушая на мобильном, как малолетки, «Не надо стесняться» Дорна. Но это не испортило настроения. Первый раз за последние несколько недель меня не тошнило.

Домой меня отвезло такси. И стоило мне только коснуться головой подушки, — как я тут же вырубилась — и очень и очень крепко проспала всю ночь. Во сне мне явилась моя любимая поэтесса Анна Ахматова. Она была частой гостьей моих снов, я уже выучила ее напевный грудной голос. Ее строгий и умный взгляд плыл над моим покоем, оставляя на нем легкую рябь моих собственных мыслей и чувств.

* * *

Анна Ахматова проснулась от громких воплей под окном. Два голоса — женский и мужской — уже несколько минут орали, не переставая.

«Когда они уже заткнутся», — подумала Ахматова, ворочаясь на скрипучей кровати. Было душно, и она приоткрывала на ночь форточку. Понимая, что спокойный сон уже не вернешь, она с тяжелой головой встала, кутаясь в домашний халат из абиссинской ткани, привезенной ей Гумилевым из одной из поездок. Халат был уже не новым, но она еще покоряла в нем приходящих к ней в гости мужчин. Даже не ради любопытства, а просто… просто потому что когда кричат, нужно посмотреть, кто же это, она выглянула в окно. История, виденная ею за последние годы множество раз. Молодец в буденовке тянул за руку средних лет женщину, видимо, укравшую что-то в маленьком магазинчике по соседству. На женщине была большая серая шаль (очень недурная и до революции не дешево стоившая, — сразу отметила Ахматова), женщина умоляла отпустить ее к умирающему от голода ребенку. Буденовец был непреклонен.