Сергей Яковлев - Советник на зиму

Люди притихли. Начавшие было расходиться снова столпились у сцены.

— Что там у тебя? — тревожно крикнул стражник через весь зал рябому напарнику. Тот вел переговоры с кем-то у входных дверей. С улицы хотели войти, рябой не пускал. — Что за день, с утра нервы мотают! — Он надавил толстым пальцем красную кнопку на стене.

Спустя минуту лязгнули запоры, и величественная дверь приотворилась. Через узкую щель стражник что-то тихо докладывал неведомому начальству. Тем временем усилился шум у входа. Рябого потеснили, в зал внесли дымящийся серебристый котел. Все повернули туда головы, и стражник, воспользовавшись этим, взмахом руки подозвал Несговорова. Дверь раскрылась пошире, его втолкнули внутрь. Несговорову показалось, что в последнюю долю секунды краем глаза он увидел в полутьме накопителя возле котла силуэт Маранты, но массивная дверь захлопнулась так же быстро, как и открылась, и он уже стоял в ярко освещенном, застланном красной ковровой дорожкой коридоре лицом к лицу с господином солидной и строгой наружности.

«Заместитель? Помощник? — пытался вычислить Несговоров. — Или референт, один из многих?..»

Господин молча провел его по коридору в небольшой кабинет, предложил стул и коротко сказал:

— Давайте ваше заявление.

Несговоров обтер ладонью лицо, пытаясь собраться с мыслями. Каким-то чудом ему удалось-таки попасть на прием, и теперь все зависит от того, как он сумеет распорядиться своим везением…

— Дело очень важное, — осторожно сказал он. — Мне бы хотелось изложить его непосредственно главе города…

— Дни которого сочтены? — язвительно уточнил господин. — И поэтому, вероятно, он должен не глядя подмахнуть вашу бумажку?

— Я этого не говорил, — пробормотал Несговоров, краснея.

— Но подумали.

Некоторое время господин, вооружившись толстым отлично заточенным красным карандашом, изучал заявление. Затем принялся что-то энергично в нем подчеркивать (Несговорову очень хотелось узнать, что, но привстать с места он не решался). Затем сказал с иронией, не поднимая глаз от бумаги:

— Художник? Что-то не припомню такого художника. Шишкина знаю, Саврасова, а вот Несговорова — не знаю. Вы действительно так верите в свою избранность, что считаете власть прямо-таки обязанной немедленно, вне очереди выписать вам ордер на новый чердак?

— Но ведь чердака… Э-э… Хотя бы чердака… Заслуживает каждый живущий?

— Бросьте демагогию. Когда-то нам всем хотелось в это верить.

Несговоров продолжал мучиться догадками. С одной стороны, едва ли это мог быть сам городской голова. С другой, уверенные и в чем-то даже крамольные высказывания господина свидетельствовали о том, что он занимает весьма и весьма высокое положение.

— Ответьте мне, если вы художник, — задумчиво произнес господин, отложив наконец карандаш и откинувшись на спинку кресла. — Предположим, вы узнали, что у вас в запасе… Ну, не часы, не дни, а пара месяцев. Целых два месяца работы. Последние два месяца. Какую бы картину вы написали?

Вопрос был жутковатый. Несговоров никогда бы не подумал, что башня прячет в своих недрах философов. Он сделал над собой усилие, чтобы ответить по существу.

— Наверное, я постарался бы закончить то, над чем работаю сейчас.

— Гм. — Господин неопределенно покрутил в воздухе пятерней. — Нечто в духе Нестерова? Молитва среди русских берез?

Несговоров внутренне содрогнулся. Этот человек, никогда не видевший его картины, владел ключом. По меньшей мере, одним из ключей. В нем определенно было что-то демоническое.

— И это даже после того, чему вы сегодня были свидетелем? — допытывался собеседник.

— А что я такое увидел, чего бы не знал раньше? — вопросом на вопрос ответил Несговоров. — Разве что двух юнцов, которые за доллары предлагают записать на прием к любому чиновнику.

— Любопытно, — сказал господин, снова беря карандаш и делая для себя пометку в перекидном календаре. — О таком я слышу впервые. Но это едва ли годится для масштабного полотна. Ну а сама очередь? Очередь в никуда и ни за чем, с чернильными номерками на ладонях? Разве не колоритное зрелище?..

— Мне не хотелось бы смешивать трагедию с глумлением, — запальчиво сказал Несговоров.

— Да бросьте вы! Будто не было эллинизма, барокко, романтических кошмаров… нынешнего постмодернизма, наконец, — с досадой возразил господин, выказывая незаурядную для чиновника эрудицию. — Все это вам должно быть гораздо лучше знакомо, чем мне. Искусство превращается в глумление в одном-единственном случае: когда за дело берется бездарь. Но тут уж не спасут ни благонравная задача, ни высокий штиль.