Игорь Смирнов - Записки падающего

В первую же субботу на танцах в местном доме культуры я познакомился с одной девушкой, но не так что бы очень удачно. Когда, тёмным и тёплым вечером, я провожал её домой, у меня приключились угрожающие колики в животе, и даже был момент, я подумал, сейчас самое страшное случится. Позорное. И куда бежать? — как вдруг будто рукой сняло. Но на этом моё везенье как будто и завершилось. Моя новая знакомая была утончённо красива и умна; она была даже измучена одиночеством, но ещё она была горда непомерно. И допотопные комплексы крепко засели у неё в голове. Она даже не позволила поцеловать себя на прощанье! Назначив всё же свиданье на следующий день, не солоно хлебавши, я возвращался в своё временное жилище, так называемый интернат . Путь предстоял не близкий; улицу обволакивала совершенно южная тьма, но в силу мерзко континентального климата начинало уже свежеть; словом, по всем критериям, топать пешком мне совсем не улыбалось.

Я заскочил в подошедший трамвай. А дальше надо было как-то разжиться проездным талоном. Не то что бы я был суеверен на этот счёт уже тогда — нет, я был совсем иным, — но местный трампарк, ещё не возродив институт кондукторов, установил хорошенький штраф для «зайцев» — аж 10000 рублей. И я немного переживал. К водителю за билетом я не пошёл, потому что там они сразу целыми пачками продавались, а пачку я почему-то не хотел. Я полагал, разумнее всего будет перехватить талончик у кого-либо из пассажиров, но это оказалось не так просто на самом деле. Все, к кому я ни обращался, отнекивались или даже отмалчивались, может быть, лишних талонов не имели и впрямь, а может, просто хотели меня проучить. На некоторые физиономии глядя, можно было к такому выводу прийти.

Так я прошёл весь трамвай из конца в конец, а он сам уже миновал одну остановку (и, как вскоре выявилось, приближался к другой), положение моё становилось угрожающим, вероятность нарваться на контроль возрастала. Только одно и оставалось — к водителю идти на поклон (почему я так упрямился это сделать, я сам потом не понимал). Но я всё-таки обратился со своей неуверенной уже просьбой в последний раз — не помню, к кому, потому что от того типа (или женщина это была?) точно ничего не добился. Этот, новенький пассажир тоже воротил морду от меня. И тут вдруг в действие включилась девчонка, она сидела у окна одна. Она поднялась с места и, направляясь к распахнувшимся как раз в этот момент дверям, молча протянула мне целую стопку талонов. «Девушка!» — изумился я, комкая приготовленную пятисотку в кулаке. Она даже не повела ухом. Гордо сходила по ступенькам вниз. «Постойте!» — вскричал я и прыгнул за ней следом. «Здесь слишком много! Вот возьмите, мне был нужен всего один», — тараторил я, протягивая ей бумажки и норовя заградить путь. Она остановилась и удивлённо взглянула на меня. «Возьми билеты! — со смехом сказал я. — Теперь они мне точно не нужны!..» — «Странный… — пробормотала она. — То ему надо, то нет… Ладно, давай назад, коль так». Она была довольно высокая — чуть ниже меня. И худощавая, даже худая. Какое-то лёгонькое, несерьезное светлое платьице было на ней — не закрывало выпирающие бледные ключицы. У неё было продолговатое неширокое лицо, не слишком-то пышные, даже, пожалуй, жидковатые русые волосы, светлые большие глаза и довольно длинный нос. Но он её не портил, тоже узкий, как бы сплющенный с боков, был пропорционально вылеплен, какую-то лёгкость и вместе с тем строгость придавал. Вообще она казалась какой-то немного сумрачной, меланхоличной, в глазах у неё был холодок, и чуть кривились настороженно тонкие губы её небольшого рта… «А ты тоже странная», — промелькнуло у меня в голове. Специально, что ли, устроила такой закидон? Подвох какой-то?

А между тем я уже шагал рядом. Она тоже, как ни в чём не бывало, шла и вдруг опять изучающе на меня посмотрела. «Ты что, собираешься меня провожать? — спросила довольно равнодушно; сквозь скуку мне почудился какой-то яд. — Так ты не знаешь, куда я иду… Может…» — «А мне всё равно! — нашёлся я. — Может, мне просто интересно! Воздухом дышу!..» Она ничего не ответила, коротко вздохнула, мол, устала я уже от вас, от всех.

Это была Маринка. В тот вечер мы пришли к ней домой. А уже на следующий день я довольно много о ней знал (назначенное свидание я, конечно, пропустил, и, думаю, та одинокая, но гордая девушка не была на меня в большой обиде; а я, соответственно, — на неё). Она, Марина, училась в местном училище искусств, и у неё дома в комнате стоял не то синтезатор, не то орган, — она недурно на нём играла. Я познакомился с её родителями. Вернее, у Маринки не было отца; кажется, мать была с ним в разводе. Вместо мужа у неё был сожитель, Маринкин отчим. И звали его… его звали Мандро, скажем так. Это был невысокий, крепкий лысеющий мужчина, то ли эллин, то ли иудей лет сорока пяти. Главный адепт Альтернативного Знания.