Валерий Лаврусь - Казбек. Больше, чем горы

Вышли на восхождение тремя группами и одним псом (собаки любят увязываться за двуногими на авантюрные мероприятия). Ещё одна, украинская группа, ушла на час раньше.

— Ираклий! Затяни эту заразу!

Гид взялся подтягивать ремень системы… Отстали. Стали нагонять, задохнулся… Чтоб эту всю систему… так её и ещё так и вот эдак перетак… Насилу нагнал. Резанову не видать, она впереди, снова идёт за Шотой. Боится отстать. Правильно. Без фонарика тут глаз выколи. Фонарик у неё есть, но слабенький… Поэтому не теряться и держаться… Несмотря ни на что! И тут с неба начало капать. Зачем, откуда, почему?

Днём на ледовых учениях я спрашивал у Шоты: в чём идти? В лёгкой пуховке, отвечал он. А дождевик? Какой дождевик? Снеговик! И долго смеялся. Ну да. Откуда на четырёх-пяти тысячах дождь на Кавказе? Не бывает тут такого, это все знают. И вот, нате! Неправильный дождь усиливался и быстро превращался в полноценный неправильный ливень.

А, между прочим, всё Гольфстрим виноват. Что-то с ним в последнее время не то, перестал он дотекать до Мурманска. Перестал греть Северную и охлаждать Южную Европу. Говорят, дело в глобальном потеплении. Говорят, интенсивно тают льды Гренландии, и массы пресной холодной воды выдавливают теплый солёный Гольфстрим на глубину. А ещё говорят, это американцы… А кто?! Это они вылили пять миллионов баррелей нефти в Мексиканский залив в 2010 году и сломали Гольфстрим. А впрочем, по фигу… Если даже точно узнаем, кто виноват, легче не станет никому и погода не наладится.

Шота встал. Я крикнул, что хочу переодеться. О! и Резанова тоже. У меня с собой штормовая яхтсменская куртка: «сто литров в минуту, и всё по хрену!». Сто литров — хорошо, а то пуховка уже насквозь сырая. Тимур Резановой выдал полиэтиленовый плащ. Вот интересно, как мы будем на 5000? Там, где минус. В сырых шмотках… Хрустеть будем. Как мокрое бельё на морозе. Чтобы я еще раз вынул из рюкзака дождевик… Чтобы… Да пусть хоть в пустыне! Хоть на семи тысячах! От ветра прикрываться стану, если дождя не будет. Ветра в горах всегда хватает. И ведь сами же с Галькой, как два придурка, после слов Шоты пришли в палатку и честно выложили из штурмовых рюкзаков дождевики, которые по завету Кота всегда и везде носили с собой. Как же! 400 грамм! «Наверху каждый грамм лишний!» Блин!

Ираклий наконец меня затянул: захочешь пукнуть, не получится. Зато система вроде села. Да и пукать… На восхождение специально пил белый уголь и лапедиум. Ни к чему все эти сложности наверху… Там и по-малому лучше не ходить, а уж…

Шота оглядел всех и махнул рукой, пошли!

Пёс, который всё время крутился под ногами, вдруг исчез. Вернулся? Ушёл вперёд к хохлам? Хотя по такому дождю лучше вниз. Но мы идём выше. Минут через десять вышли на второй снежный язык. По снегу в «спантиках» идти интереснее, по камням — полное дерьмо! Может, я как-то не так их затягиваю? Перетянуть бы… Ну да! Так и пойдём — то система спадает, то дождевик не взяли, то ботинки не затянули… Аль-пи-ни-сты… Сверкнуло! Ёклмн… Это гроза, что ли? Секунд через десять вдалеке глухо заворчал гром… Далеко пока. Но это пока. А в общем, уже перебор. Ночь, дождь, гроза… Опять сверкнуло! Пока идём… Ага, Шота встал. Ну что, отцы-командиры, теперь что делать станем? Снова полыхнуло и секунды через три вдарило. Едрит-мадрид! Это ж почти в километре лупит! Мама дорогая… Это совсем не нужно! Шота жестом подозвал гида второй группы. Думать, отцы, значит, будете: «итить» или «не итить», Чапаевы… Чего думать-то? Думать-то чего? Тут, блин, и с дождём… А уж с грозой, блин… Опять врезало! Било с интервалом в минуту или меньше, не приближаясь, но и не удаляясь. Ливень продолжался. А гиды всё никак не могли решить… А мы стояли и мокли. И ещё было страшно. Ох как страшно. Дедушка Габриэли, вразуми гидов наших… Не дай в трату дураков грешных… бестолковых… Шота пошёл в хвост колонны. Не иначе… Ага, точно! Возвращаемся. Ну, мама Габриэли, моли Бога о нас, видишь, в какую жопу угодили. Выбираться надо… Нам теперь без тебя никак…

Обратно шли минут сорок. Туда пятьдесят, обратно сорок. Камни скользкие, вспышки молний, гром, шквалистый ветер, грохот. Слава Богу, статика была небольшая, ледорубы за спиной не «пели», как это бывает с ними в грозу. Сам не видел, надёжные люди рассказывали. Сам в горах только видел молнии от земли в небо. Шота пару раз терял тропу, находил и светил фонарём, показывая другим дорогу. Раза три приходилось форсировать невесть откуда взявшиеся крупные ручьи. И пса не видать. И не видно ни пса. Во вспышке краем глаза впереди заметил человека в черной рясе с куколем на голове и посохом в руке. Сердце ёкнуло… Насилу дождался следующей молнии. Нет, это один из наших в дождевике и с одной трекинговой палкой в руке, вторую то ли потерял, то ли сломал. А я уже… Ага, сподобились! Скоро, как в «Бриллиантовой руке» Козодоев на Черных камнях, грезить начну… Эх, мама Габриэли… мама Габриэли… Слаб человек в горах, слаб, мелок и беззащитен, как букашка на ладони, то ли посмотрят — отпустят, то ли придавят, и делов-то…