Татьяна Лебедева - Бандеровка

— К жд-вокзалу, пожалуйста.

Таксист лениво назвал сумму, Саша сел в машину. Кондиционер в машине работал слабо и не справлялся с жарой. Саша позвонил Богдане.

— Привет! Ну вот теперь можешь меня поздравить — я официально женат!

— Ха-ха, трехмесячная отсрочка закончилась? Конец свободе! — услышал он ее смех.

— Придется обновлять статус в Фейсбук.

— Называть меня супруга и дорогая…

— А тебе меня «мой котик»!

— Как ты там, любимый? Когда вернешься?

— Еду на вокзал за билетом, завтра выезжаю. Жара стоит нереальная.

— А я начала читать «Триумфальную арку».

— Интересно?

— Да, очень.

На перекрестке такси остановилось на светофоре. Мимо по главной дороге колонной проходили грузовики, затянутые брезентом защитной раскраски, и два БТР. «Значит, правда», — подумал Саша. Богдане он ничего не сказал. Колонна проехала медленно и важно, совсем не вписываясь в картину города, как будто это заблудившиеся во времени солдаты Великой Отечественной вдруг появились на современной улице.

В железнодорожной кассе женщина не хотела продавать Саше билет.

— Вас все равно не впустят.

— Почему?

— Въезд российских мужчин от 16 до 60 на Украину закрыт.

Саша вытер пот со лба.

— У меня есть все документы: приглашение на официальную работу… и еще: у меня там жена.

— Ну не знаю, попробуйте. Но имейте в виду — могут ссадить!

— Хорошо. Давайте билет.

В это время Богдана сидела на работе, под кондиционером, и в перерыве между съемкой и монтажом тихонько читала книгу. Читала и не могла оторваться:

«— Что нового в мире, Равик?

— Ничего нового, Кэт. Мир неутомимо готовится к самоубийству, но ни за что не хочет признаться себе в этом. Все знают, что будет война. Неизвестно только когда. Все ждут чуда. — Равик усмехнулся. — Никогда еще во Франции и Англии не было так много государственных деятелей, верящих в чудеса!»

«Почитаю Саше, когда он приедет, — думала Богдана. — Неужели то, о чем говорят все вокруг, может случиться? Неужели предостережения за семьдесят лет устарели, и нам, знающим все об этих ужасах, придется пережить их снова?»

Сашу высадили на границе поздно вечером. Разговор с украинскими таможенниками длился более получаса, все доводы разбивались о глухую стену. «Въезд запрещен! Откуда мы можем знать, что вы не террорист?» Он сидел на деревянной скамейке возле маленького провинциального здания вокзала. От невозможности что-либо изменить хотелось кричать. Саша сдерживался. «Как быстро и как далеко все зашло, — думал он. — Братские народы закрыли границы, родные братья перестали разговаривать друг с другом. Нам рассказали, кого и как нужно ненавидеть. И люди тут же забыли о кровном родстве, о здравом смысле, об уроках истории. Ненависть так быстро поселилась в сердцах, как будто ненавидеть — самое естественное для человека состояние».

— Дождись меня, — говорил он Богдане. — Все очень скоро закончится, и я вернусь.

— Не скоро, — думала Богдана. — Не закончится. Все только начинается.

— Я попробую в другом месте, через другую границу, через Белоруссию.

— А разве там по-другому?

— Я придумаю что-то.

— Я только обрела мужа и снова потеряла…

— Не потеряла, я с тобой, мы очень скоро будем вместе!

Богдана не ложилась спать. Она собирала вещи. В большой чемодан она складывала свою и Сашину одежду: летние рубашки и платья, осенние кофты и свитера. Неизвестно, сколько месяцев продлится конфликт, все это время им придется жить там, в России. Она будет смотреть оттуда, с вражеской территории, как сжигают и убивают ее родину. «Ничего! До этого не дойдет, — думала она. — Это мои женские страхи и фантазии. Все будет хорошо, и мы скоро вернемся вместе!» Она металась по квартире. Харлей настороженно смотрел умными глазами, снова предчувствуя потерю. Чемодан был слишком мал, чтобы вместить их любимые вещи. Книги, нарисованные ею картины… «Мы скоро вернемся», — говорила она им. Богдана пила крепкий кофе и писала письмо начальству. В ту ночь она так и не легла. Утром сходила в душ, еще раз проверила паспорт и написала Саше смс:

— Выезжаю к тебе, любимый! Скоро будем вместе!

Утром Богдана отвезла Харлея Косте. Всю дорогу Харлей тихонько скулил и терся мордой о ее ладошки.

— Прости, что я уезжаю, — шептала ему на ухо Богдана. — Ты самый лучший пес на свете. Это не из-за тебя. Я очень не хочу тебя оставлять. Просто мне сейчас нужно ехать к Саше, понимаешь? Я его люблю. И тебя люблю, очень-очень. И мы скоро приедем, опять обнимем тебя и будем играть.