Катя Саргаева - Глупые люди

Я помню, как впервые увидел ее. Глупая женщина, она думает, что это она меня выбрала, но это совершенно не так. Это я выбрал ее, будто знал, что именно с ней я проживу свою жизнь.

Нас было двое, я и мой брат. Мы были похожи как две капли воды, два совершенно одинаковых щенка. Нам было по полтора месяца, и в тот день нас продавали на выставке. Мамы с нами не было, и мы жались друг к другу сидя в пластиковом ящике, так нам было не очень страшно, ведь вокруг было столько людей. Все они ходили мимо нас, кто-то хватал одного из нас своими ручищами и трепал за уши. Почему-то люди считают, что щенкам должно это нравиться, но они не думают о том, что если поместить их детей в такие же условия, то будет такой крик и вой от малышей, что оглохнуть можно. Почему никто не думает о том, что щенки это такие же дети, просто не человеческие дети, а собачьи?

На выставке мы были уже третий день, никто не хотел нас покупать, все говорили что дорого. На что наш хозяин-продавец говорил, что мы большие и сильные, сыновья чемпионки, и показывал людям фотографии нашей мамы в медалях. Я уже немного привык к этой обстановке толпы и базара, и даже начал понемногу различать запахи. С самого момента своего рождения я чувствовал всего несколько запахов, это запах мамы, молока, брата, хозяина и хозяйки, и еще запах их квартиры. Все это было привычным для меня. Но позавчера утром нас с братом посадили в переноску и вынесли на улицу, посадили в машину и куда-то везли, а потом мы очутились здесь. Как только нас вынули из переноски, я сразу же одурел от всех этих запахов. Здесь было нереально большое количество других собак и их хозяев, и все они пахли по-разному. И еще все те люди, которые хватали и трогали нас, все они тоже пахли по-разному. Это был какой-то парфюмерный ад.

И вот сижу я на третий день в своей пластиковой коробке, уже не такой пришибленный всеми этими ароматами и толпой. Вижу, подходит очередная женщина, она так по-доброму улыбается продавцу, а тот пытается ей расписать в красках все медали нашей мамы. Женщину, как и всех прочих, смущает цена, но она останавливается возле коробки просто посмотреть на нас. В тот момент я почуял ее запах, от нее пахло ванилином. Тогда я еще не знал что это такое, но запах этот приманил меня, и я поковылял к краю коробки. На моем пути стоял брат, я отпихнул его и продолжил пробираться к этому чудесному аромату.

— Господи, какие крошечки, — сказала женщина с сияющей улыбкой, — а можно я его поглажу?

Она была первой за три дня, кто спросил разрешения, а не кинулся сразу беспардонно хватать нас.

— Погладьте, можете и на руках подержать, если хотите, — ответил продавец.

Женщина опустила руку в коробку, и я влип в нее своим мокрым носом. Как же хорошо от нее пахло, этот запах чем-то напоминал мне запах нашей мамы. Она аккуратно трепала меня за ухо, и говорила что-то, тембр ее голоса был таким успокаивающим, что мне захотелось, чтобы она взяла меня на руки. От всех остальных, кто хватал меня, я пытался увернуться, хоть и безуспешно, но пытался, а к ней мне хотелось, мне казалось, что она очень теплая. Я встал на задние лапы и потянулся вверх по ее ладони.

— Ты хочешь ко мне на руки, малыш? Ну пошли, твой хозяин разрешил.

Она поставила на пол свою сумку, и аккуратно взяв меня обеими руками, достала из коробки. Потом прижала к своей груди, как что-то очень ценное и хрупкое. На ней было легкое открытое платье, и еще у нее большая и пышная грудь, и я улегся на ней как на перине. Еще ни от одного человека я не чувствовал того, что исходило из ее сердца. Позже я узнал, что это Любовь. Безусловная. Что-то подобное исходило и от нашей мамы, когда она вылизывала нас с братом. Мне было так хорошо с этой чудесной женщиной, я даже представить не мог, что она положит меня на место. В эту холодную и бездушную коробку. Но она положила. Тогда я выл и скулил так, как будто меня бросили с обрыва. Женщина взяла свою сумку и медленно отошла от нас. Мне кажется, что тогда настоящие слезы катились из моих глаз. Хозяин кричал на меня, и хотел, чтобы я замолчал. Он тоже не знает, что дети все одинаковы, неважно собачьи они или человеческие. Я не замолкал, и тогда он начал бить меня. Мне было все равно, и я не переставал выть, эта чудесная женщина, от которой пахнет ванилином и немного моей мамой бросила меня, что может быть хуже?

— Пожалуйста, не бейте его, — услышал я сквозь собственный вой голос чудесной женщины, — я куплю его, только не бейте.

Моя спасительница. Я буду верен тебе до конца своих дней. Тогда я еще не знал, что меня отдадут на растерзание избалованному ребенку, но мы уже ехали в метро на день рождения Вероники. В метро было страшно, все вокруг тряслось и качалось, но чудесная женщина прижимала меня к своей груди-перине, и мне становилось спокойнее.