Катя Саргаева - Глупые люди

— Я во всем виновата, Мася, во всех ее бедах, но этого она мне наверное никогда не простит. Ведь это я настояла на том, чтобы она родила Веронику, она хотела сделать аборт. Я приводила разные доводы, расписывала счастье материнства со всех сторон, говорила и о ее возрасте, ведь тридцать восемь лет ей уже было. Но потом сыграла грязно, надавила туда, куда давить нельзя, сказала, что она так и умрет в одиночестве. Само это слово было для нее чем-то страшным, она даже в лице менялась, когда слышала его. Но здесь я согласна взять вину на себя Масянечка, потому что нельзя рожать детей от одиночества. По каким угодно другим причинам, но только не от одиночества.

Мы с Ольгой Сергеевной гуляли, сейчас, рассказывая мне по двадцатому кругу эту историю, она сидела на лавке возле Сашиного дома и смотрела в его окна. Только окна уже год как были не его. Он продал свою трехкомнатную квартиру и купил себе комнату в общаге где-то под Троицком. Он продолжал пить. Мы ходили сюда по привычке, и хозяйка так же по привычке смотрела в его окна. Я не раз пытался увести ее отсюда, брал зубами за рукав и тянул прочь. Она гладила меня по голове и плакала, но не могла уйти, не могла отпустить это.

Весь тот год, что Гера ждал, он оказывал Лене всяческие знаки внимания, ненавязчивые, он не шел в наступление, но своего отношения к Лене не скрывал. Лена этого в упор не видела, ей казалось, что Гера просто галантный и хорошо воспитанный парень, вымирающий вид, не более того. А потом Алена раскрыла ей глаза.

«Две Елены» были в Палестине, снимали репортаж про ХАМАС. Они пробыли там три дня, было тихо, и они даже ездили в Израиль искупаться в море, Алена знала место недалеко от Тель-Авива, пустынная полоска пляжа в полтора километра в такой же пустынной местности. К тому же ехать всего километров тридцать. Купаться приходилось в одежде, но и это на тот момент было великим счастьем и отдыхом, со Второй Чеченской войной работы прибавилось. Было жарко, они лежали в воде у самого берега, Алена расписывала в красках последний свой мимолетный роман. Характеры у обеих Елен были схожи, но выросшие в разных условиях они отличались взглядами на мир и многие вещи. Алена была натуральной блондинкой с глазами цвета хмурой тучи, именно так их описывала мама Алены. Несмотря на хмурость, цвет был очень ярким, серо-синим. Нос и щеки были усыпаны мелкими, яркими веснушками. Длинные каштановые ресницы дополняли ее образ истинно русской девушки, невесты богатыря. Мужчины вокруг Алены складывались в штабеля от одного только томного взора. У нее было такое количество любовников, что она не помнила всех их имен. У Лены же, напротив, в жизни был только один мужчина — Виталик.

— Слушай, ну неужели ты себя вот так заживо похоронишь? — спросила Алена напарницу.

— Не знаю. А что, я должна теперь на каждого кидаться?

— Ну так ты вообще ни на кого не кидаешься. Неужели тебе даже не хочется?

— Не хочется чего, секса?

— Ну да. Как так можно, год в одиночестве? Я бы не смогла, точно с обрыва бы кинулась.

— Я даже не могу представить себя с другим. Не могу представить, что чужой мужик будет ко мне прикасаться, целовать, трогать в разных местах, — Лена невольно передернула плечами, — это же как-то…

— Как?

— Неправильно, что ли.

— А так как он поступил значит правильно?

— Может быть и правильно. Он не любил меня так как я его, я не была его жизнь, а Лейла стала. Так почему он должен был привязать себя ко мне? Почему мы оба не были бы в полной мере счастливы из-за какого-то долга? Так хотя бы он счастлив. А я может быть когда-нибудь встречу свою вторую половинку, понимаешь? А так возможно и я свое счастье упустила бы, будучи с ним.

— Вот это ты загнула мать. По-моему это пустая философия, — Алена повернулась и уставилась на подругу, — ты что хочешь сказать что вся эта ситуация тебя не бесит?

— Бесит! Так бесит, что я бы рожи им обоим поразбивала бы! Но когда я бешусь, то у меня сердце начинает болеть, так что я выдыхаю и философствую. Если бы он не обманывал меня, если бы сразу обо всем сказал… мне конечно было бы больно, но он хотя бы не был в моих глазах конченым трусом. Ну вот, опять сердце начало колоть.

— Мужика тебе надо, тогда вся эта херня с больным сердце пройдет как бабки отшепчут.

— Нет. Все те, кто несерьезно настроен мудаки паршивые, посмотри на всю свою честную рать, одни придурки ведь, иначе ты бы давно уже замуж вышла.

— Да не хочу я замуж, и что вы все меня так не любите? Замуж надо, замуж, замуж, — Алена закатила глаза, — не хочу и не пойду.