Анатолий Шестаев - Совершенно правдивые истории об охоте и рыбалке в Колымской тайге и Охотском море

— Вы лучше расскажите, как машину вытащили, — отмахнулся от него Синегоров.

— Пойдём, покажу, — сказал Пал Палыч. Они выскочили из кабины, и Паша показал на лежавший возле машины реечный домкрат (!).

— Как думаешь, что это?

— Как что? Реечный домкрат, — улыбнулся Синегоров.

— А ты откуда знаешь? — удивился Пашка.

— Да уж знаю, а вы где его нашли?

— Залез в кузов доски взять, что-то под колесо подложить — смотрю домкрат реечный. А мне уже рассказывали про этот механизм.

Тут-же скинули его, поставили и с качка-рывка сразу на берег.

Зацепились и выехали.

— Ну, молодцы!

Дальше уже ехали без приключений. Только Витька иногда, когда уже слишком близко от деревьев мчался «Урал», умолял:

— Паша, не гони!

В июле даже на Колыме жарко. И в один из первых июльских дней в разгар старательского сезона Синегоров — начальник отделения по борьбе с хищениями драгоценных металлов и минералов, а проще «валютного» отделения одного из колымских РОВД, известный более по отчеству Матвеич, поднимался на УАЗике по вконец размытой ручьями дороге вверх по перевалу.

УАЗ кидало из стороны в сторону, ветки кустарников били по стеклам. На пассажирском сидении, вцепившись руками в поручень, сидел друг Матвеича Казимир, заядлый рыбак и охотник, все свободное время проводивший в тайге. Сейчас они ехали на разведку на один из золотоносных ручьев, где могли появиться «хищники». Это почти те же старатели, только добывающие золото так называемыми малыми формами (лотками и «проходнушками»). «Хищники» преследовались по уголовному закону и подлежали «отлову» и осуждению народным судом, который обычно приговаривал их к штрафу, условному сроку либо исправительным работам до полугода. Золото, естественно, поступало в доход государства. Судя по тяжести наказания, большого вреда хищники государству не причиняли, а по мнению Матвеича, даже приносили пользу благодаря своему каторжному труду, но требовались показатели по этому виду преступления, и приходилось вылавливать по тайге незадачливых «хищников», которым по разным причинам не удалось устроиться в старательскую артель.

Среди них попадались и другие: у таких при виде желтого металла начинали трястись руки и глаза загорались дьявольским огнем. Чаще всего они пропадали безвестно в тайге, так и не найдя вожделенного «кармана», полного золотых самородков. А может, кто и находил.

До перевала не доехали метров двести. Дальше дорога была покрыта двумя сплошными языками снега, ярко блестевшего над лучами солнца. Обувшись в болотники, друзья надели рюкзаки, закинули оружие на плечи (у Матвеича — карабин «Сайга», у Казимира — старая двустволка) и двинулись дальше пешим порядком.

Первый язык прошли по узенькой тропинке между таявшим снегом и головокружительной пропастью, усаженной огромными валунами. По другому языку пришлось идти прямо по снегу. Снег подтаял, покрылся коркой, и двигаться приходилось медленно, пробивая снег на каждом шагу, чтобы, поскользнувшись, не загреметь вниз метров так на 300—400. Зато было прохладно. Но вот снег кончился, и дальше тропинка метров через десять превратилась снова в дорогу. «К концу месяца растает и сможем уже на машине проехать», — подумал Матвеич, поджидая Казимира. Вокруг была такая красота, что только на Колыме и увидишь. Может, на Бали каком-нибудь и красивее, но здесь царила первозданная дикая суровая природа. Вверху на сопках лежал снег, вокруг цвели рододендроны, а внизу расстилался кедровый стланик. Далеко в дымке синели сопки, парил орел, и тишина, оглушающая тишина. Чистый воздух, чистая вода.

Вниз пошли ходко и остановились через час, когда на тропе появились первые свежие медвежьи следы. «Всю дорогу загадил, засранец, — ворчал Казимир, — утром прошел».

Жара усиливалась, парило, комары совсем озверели, и идти становилось трудней.

Но привычные к переходам, друзья шли, почти не сбавляя шаг, только зарядили на всякий случай оружие. То и дело приходилось откатывать болотники и переходить ручьи и речки, благо в это время охлаждались ноги. Через три часа, пройдя семнадцать километров, подошли к ручью, обошли его вверх и вниз, но никаких признаков «хищников» не нашли.

Остановились на косе между двумя протоками, быстро соорудили костер, подвесили котелки. Матвеич, как обычно в таких условиях, разулся, разделся по пояс и от души поплескался в ручье. Вода уже закипела, и они, заварив лапшу, сели обедать. Не торопясь поели и принялись за чай. «Такого чая дома не попьешь», — рассуждал Матвеич.