Дмитрий Зорин - Сказка и быль

Будучи членом районного штаба КАО и членом городского оперативного отряда, я не раз становился свидетелем поступков отдельных руководителей райкомов, горкомов, крайкома комсомола и других номенклатурных работников, которые не увязывались с проповедуемой ими моралью. Однажды нам попался фотоматериал о визите делегации, представляющей нашу городскую комсомольскую организацию, в Китай по приглашению китайских комсомольцев. Этот, мягко говоря, эротический набор, отображающий наших «моральных идолов», в «братском» общении с лидерами китайской молодёжи, вызывал у нас противоречивые чувства. Он доказывал наличие разных моралей у рядовых комсомольцев и у комсомольской номенклатуры. Между провозглашаемыми моральными устоями и практикой жизни у идеологов и проводников этих устоев, говоря языком литературного героя, была «дистанция огромного размера». Сегодняшней молодёжью это не воспринималось бы так болезненно, как нами в то время. Она более раскована, более прагматична, если хотите, более приземлена, чем были мы. Оболваненные какой-то космополитской моралью, мы считали аморальным и извращённым то, что сегодня воспринимается нормальным и естественным. Видимо, кому-то, кто не был отягощён и связан моральными устоями, провозглашаемыми официальными политиками и идеологами, было выгодно держать население страны, молодёжь в рамках придуманного и определённого кем-то морального уровня. Упаси Бог подумать читателю, что я пытаюсь что-то оправдать или привить терпимость современников к происходящему. Я хочу обозначить противоположный нынешнему состоянию полюс нашего восприятия моральных принципов и показать, что нынешнее моральное разложение части российского общества имеет корни в том нашем времени, о котором я пишу. Поэтому некоторые политики от КПРФ, которые кичатся моральными устоями советского прошлого, или слабы памятью, или, мягко говоря, лукавят. В народе говорят что «рыба гниёт с головы» , а головой в то время были они.

До нас доходили слухи о — узниках ГУЛАГа. В студенческой среде гуляли рукописные материалы так называемых диссидентов, поступала противоречивая информация о жизни за «железным занавесом», но все это передавалось из рук в руки доверенным лицам, а я и большинство моих товарищей к этой категории не относились. Дело, видимо, не в том, что мы могли сообщить, кому следует. Опасались нашего возможного неприятия инакомыслия, нашей убеждённости в непорочности партии и советской власти и веры в неоспоримость предлагаемого нам пути развития. Боялись нашей преданности большевистской идеологии и поэтому — возможности инициирования с нашей стороны открытой публичной дискуссии, а это было равносильно доносу. Что ж, такая осторожность была обоснованной. Вернее всего, мы бы искренне, без вникания в глубину проблем ринулись бы на борьбу с «отщепенцами и отступниками». Сразу на слово принять другой образ жизни, отторгнуть все, во что мы искренне и слепо верили и чем жили, мы были не готовы. Нужно было время, нужны были кардинальные перемены в нашем мышлении. А тогда наши сердца ещё стучали в ритме, задаваемом большевистской пропагандистской машиной, мы были ослеплены романтикой борьбы с врагами коммунизма — капиталистами, грезили участием в освобождении всего человечества от гнёта, за установление всемирного благоденствия всех народов. Мы не были готовы к компромиссам с инакомыслящими согражданами, не замечали несоответствия слов и дела власти, не стремились к анализу этих несоответствий. Мы были просто маленькими винтиками большой машины, называемой СССР, которая осуществляла, как нам говорили, « борьбу двух систем» под руководством КПСС. С моей стороны было бы ошибкой отождествлять всех людей нашей огромной в то время страны. Сегодня уже стало достоянием гласности, что достаточная часть советских граждан в то время различала множество оттенков — от светлых до очень темных — в красном «революционном» цвете. Но это были пока ещё робкие ростки сомнений, о которых вслух говорить опасались, боясь расправы, и поэтому до большинства истинное положение вещей не доходило настолько, чтобы заставить это большинство, и нас в том числе, серьёзно задуматься.

После зашиты диплома я был распределён на работу в ту же организацию, где работала мастером ОТК моя жена. Мы, как молодые специалисты, состоящие в браке, имели преимущественное право на жилплощадь и вскоре получили квартиру в неблагоустроенном бараке. Мы были безмерно рады первому своему жилью и с удовольствием занялись его обустройством. Так завершилась моя студенческая пора, давшая мне путёвку в самостоятельную жизнь. Этот период совпал с выдающимися достижениями советской космической науки.