Артём Сошников - Вот мои селфи

Повариха Надя: Как это пашем? Это ты нас за животных держишь, что ли?!

Водитель Арам(Наде): А ты что, считаешь себя выше животных, что ли?!

СВ(краснея и наклоняясь): Ну пожалейте вы меня, будьте людьми!

Повариха Надя: А сейчас не люди, что ли?!

Бухгалтерша Лена: А женщины вообще не люди, что ли?!

Зал: УУУУУ!

СВ: Ну я же нормальный!

Водитель Арам: Один ты нормальный? А мы ненормальные, да?!

СВ: ДА! ВЫ ВСЕ ТУТ… ЁБНУТЫЕ!

Зал взрывается. Бригадир с товарищами бегут к сцене с кулаками. Председатель выскакивает им навстречу и пытается остановить. Сергей Валерьянович хрипит и оседает на пол.

Председатель: Товарищи! Это непотребно! Ему нужна скорая!

Бригадир: Да за такие взгляды он до скорой не доживет!

Повариха Надя(пробираясь к выходу): Чтоб ты сдох там в своей больнице как собака! (кидает в Сергея Валерьяновича огрызок рогалика)

Водитель Арам: Не унижай собак, жирная тварь!

Повариха Надя: ЧТООО?! (бросается на Арама и начинает его душить)

Бухгалтерша Лена: (бежит к Араму сквозь ряды) Руки от женщины, ублюдок!

Все дерутся. Председатель наклоняется над Сергеем Валерьяновичем, достаёт телефон и набирает 03.

Председатель: Алло, скорая? Нам бы машину на экзоскелетный завод. В актовый зал. У нас тут инфаркт на товарищеском суде. (Смотрит на синего Сергея Валерьяновича). Только нам бы врача… Ну, знаете… Худого и русского.

В трубке что-то кричат.

Председатель: Постойте, я не фэтф… И не нац… Подождите! Алло?

В трубке звучат короткие гудки. Сергей Валерьянович хрипит и закатывает глаза.

Занавес.

Вот и дожили мы с моей Любой до того, что притворяемся спящими. Лягу, бывает, за полночь, отвернусь к стенке — чувствую, придвинулась вплотную к спине и задевает волосами плечо невзначай. Но я не шевелюсь, прижался лбом к холодному бетону и думаю: надо бы засопеть поправдивее, пусть решит, что я уже уснул. Втягиваю медленно носом воздух и изнутри так тихонько «у… мм…» — мол, задавило меня уже подсознание, не буди. Вставать рано.

Отодвигается тогда, отворачивается. Поправляет одеяло немного обиженно, затихает.

Вы не подумайте, не такой уж я и мудак, это всё не только с меня началось. Понятное дело, лет десять назад у нас внутри ой полыхало, туши-не потушишь ни песком, ни пеной. Ну а потом прижились, попритёрлись, вроде как и удивить больше нечем — сымай трусы да погнали, всё по плану: сначала так, потом эдак… Оглянуться не успел, как любовь в долг превратилась, да и самих жизнь потрепала: я на веник потасканный стал похож, она вообще иногда на Ждуна этого вашего смахивает. Смотришь, как сидит у телевизора — заржать хочется и грустно в то же время. Ну, ладно, жизнь не сахар, никто ж не обещал, что будет легко. Перестали свет включать, а в темноте под одеялом всё мягко на ощупь. Но ей, вроде как, ласки не хватает: «грубый ты стал, Вовк, хвать да хвать». А какая ласка, если батон режешь и думаешь — запустить его, что ли, ей в бубен? Вот смеху-то будет! Каждый день одно и то же перед глазами, а в метро видели какие шастают? Ох, как с подиума, таких надо на лимузинах катать по центральным улицам. Ну, у меня машины нет, у меня вообще ничего толком нет, не удался я как-то. С другой стороны, и она не Софи Лорен…

Я первое время пытался потактичнее быть, поромантичнее всё… Но она лежит, как палка в осеннем лесу и не шевелится. Хрен её разберешь! Сейчас полезешь, а она опять «всё тебе об одном, нельзя просто пообниматься что ли?». Ну, я в один миг плюнул — в пизду это всё, думаю, оно мне надо? Придумал отворачиваться, врать, что устаю на работе, повысили меня ещё как раз вовремя.

И, знаешь, что? Пришла к нам практикантка, вылитая Любка двадцать лет назад! Поглупее, правда, да и до метрошных не дотягивает, больно деревенская у неё моська. Я не только от жены, я бы и от жизни своей отвернулся, чтоб не видеть ни джинсы эти перешитые, ни взгляд свой застиранный, но мне не шестьдесят всё же, природа просит… А Ленка, практикантка эта, в рот смотрит и знает, сучка, на что давить — юбочки все эти, каблуки, чулки опять же… У них там сейчас не мода, а бордель.

Меня директор к себе вызвал: давай, говорит, Владимир Андреич, ты теперь руководитель, готовь людей на смену, я скоро на повышение, тебе тоже давно пора. И отдал мне эту Ленку на попечение. Тут уж я к жене совсем охладел. Когда перед глазами целый день в кабинете такое творится, от платков и носков махровых только сморщишься. Придёшь, бывало, с обеда, а она глаза округлит томно так и говорит мне: «Ой, Владимир Андреич, грустно вечерами, с кем бы умным в этом городе поговорить? У меня на Златанской пятьдесят шесть, в этой несчастливой тринадцатой квартире так пусто, так непривычно, даже поужинать не с кем». А я сижу, пытаюсь лицо построже сделать и папку на колени хлоп, чтоб она чего не подумала…