Артём Сошников - Инсайд

Мы прятались в кустах голой сирени около получаса. Андрюха раздражённо отмахивался от моих вопросов «Что мы тут делаем?» и отвечал лишь «Всё увидишь». Мне было скучно и немного тревожно. Вдруг нас уже ищут ППС-ники?

— Интересно, чего они там делают? — кивнул я на пенсионеров, пытаясь хоть как-то разнообразить разговор.

— Митингуют, наверное, — Андрюха пожал плечами, — Какие-нибудь бабки за Путина или армия народного социалистического спасения. Хрен их знает… Хотя, вроде, нет… Смотри, грамоту вручают.

Пенсионеры похлопали дедушке в сером костюме и в довесок подарили цветы. Распутная девка уронила лук на юбку и матюгнулась. Дед утирал слёзы и тряс руку вручающей грамоту женщине.

— Волнуется как… — покачал головой Андрюха, — Сейчас отъедет тут ещё прямо во время речи.

— Типун тебе на язык.

Помолчали. Андрюха оторвал веточку, пожевал её во рту и огляделся.

— О! Наконец-то. Смотри.

На лавку перед кустами сел какой-то мужик в старом бежевом пальто.

— Ну и? — спросил я.

— Не узнал?

— Нет.

— Не изменяет привычкам… Пошли. Только с разных сторон.

Андрюха обогнул сирень и выскочил к лавке. Я поспешил за ним. Мы плюхнулись с боков и Андрюха схватил мужика под локоть.

— Не дёргайся и не ори, — прошипел Андрюха ему в ухо.

Я посмотрел на мужика. Это был Юрьич. Он испуганно замер.

— Ребята… Отпустите меня…

Я придвинулся поближе.

— Ты что за цирк устроил, Юрьич?

— Не угрожайте! — вскрикнул профессор.

— Тихо. Не ори, — Андрюха коротко ткнул Юрьича кулаком в бок, — Верни канал, сука.

— Не могу, — трусливо ответил Юрьич.

— Берсерк, не дури, — Я нарочито медленно засунул руку в карман, — Ты же знаешь, мы всё равно заберём.

— Телефон сюда давай, — Андрюха протянул ладонь.

Юрьич покосился на мой сжатый в кармане кулак и нехотя достал телефон.

— Разблокируй сразу, — кивнул я на дисплей.

Юрьич набрал код и отдал мобилу Андрюхе. Тот дрожащими руками смахнул два экрана влево, нашёл приложение Телеграма, открыл и начал судорожно пролистывать список.

— Ребята, я не писал. Заявление не писал. Отпустите, а?

— Ну уж нет. Где, Юрьич? — Андрюха прижал Берсерка плотнее ко мне, — Давай сам, а? Искупи грехи своей старости, отдай канал.

— Не могу!

— Да почему, бля?! — вспылил Андрюха и бросил телефон ему под ноги.

— Потому что… — Юрьич испуганно оглянулся сначала на меня, потом на Андрюху, — П-потому что… Я его удалил.

Я поднял телефон с гравия и начал судорожно пролистывать каналы… Незыгарь… Красный Сион (74) … Канал им. Гоббса… Сестра… Андрей (26). Конец списка.

— Нет канала, — подтвердил я убитым голосом, — Удалил.

Андрюха вскочил с лавки.

— Ты совсем потёк, уебан? Ты сколько труда угробил, ты понимаешь?! — Андрюха орал, не обращая внимания на окружающих, — Зачем? За что? Что я плохого тебе сделал, больной?!

Юрьич повернулся ко мне и ткнул в Андрюху дрожащим пальцем:

— Ты з-знаешь? Он хотел продать канал… Пиарщикам. Депутатов.

— И что?! — Андрюха обхватил голову руками. — А что с ним делать ещё, для чего народ набирать? Это ж политика! Ты всегда играешь за кого-то!

— Как так? — Юрьич растерянно развёл руками, — Как так? Сотрудничать? С ними? Они же хотят разрушить!

Юрьич неуверенно встал с лавки и повернулся ко мне лицом.

— Что они хотят разрушить, Юрьич? — устало произнёс я.

— Всё. Тебя вот. Будущее… Мой дом, — Юрьич посмотрел в сторону своего двора, — Мой дом хотят снести. А он… Им! За деньги!

— Ну дадут тебе новую, блять, трёшку в двадцатиэтажке, с закрытым двором, без цыган этих твоих ебучих, с консьержем, будешь книжки свои хранить в отдельной комнате, ну пятнадцать тысяч подписчиков-то ты зачем угробил, а?! — Андрюха истерично рванул воротник своей куртки, стоя за спиной у Юрьича.

— Что вы такое г-говорите? — голос профессора задрожал, — К-какую новую? Мне не нужна новая. Да что ж вы за люди-то такие?! Ребята?!

Я поднял взгляд на профессора.

— А комната? Там же мамина комната… Папина комната. Я же ребёнком там… Совсем… М-ма… М-ма-але… — По щеке Юрьича покатилась крупная слеза, — Там книги… картины висят. А они как пылинку. Как ничто! Всего меня под корень…

Юрьич осел на лавку, зажмурился и заплакал.

— Ааа… — Андрюха развернулся и побрёл по гравию к выходу из парка, — в пизду…

Мне почему-то стало стыдно. Я встал и, ничего не сказав Берсерку на прощание, догнал друга.

Мы шли молча, стараясь не наступать в лужи. По небу бегали тучи и окропляли сквер редкими, но крупными каплями дождя. На пешеходном переходе загорелся красный свет.