Катя Саргаева - Мирное небо

Ева смотрела на меня ожидая какого-то ответа. А мне так не хотелось озвучивать ей свои мысли.

— Ты молчишь, — продолжала Ева свой монолог, — но если бы говорила, то сказала бы, что он не менялся, а всегда был таким, потому что все они мудаки! Все слабаки и трусы! Мама ты всегда была права на этот счет!

— Нет, это все мой цинизм. Есть нормальные. Тебе лучше поговорить с Дашкой, я ей сейчас позвоню.

— Зачем? Чтобы она возродила во мне веру в любовь?

— Да.

Я сказала это «да» так спокойно и искренне, с такой уверенностью, что Ева перестала ходить по комнате и села на диван. Я и сама удивилась этому. На протяжении всей жизни я часто говорила Еве о том, что надо верить в людей и в любовь, и что не все мужики козлы. Но я сама никогда в это не верила. Я надеялась на фразу «скажи человеку сто раз, что он идиот, и на сто первый раз он в это поверит». Сейчас же я сама верила в это «да». Я взяла телефон, чтобы позвонить Даше, как в дверь постучали.

— Легка на помине, — сказала я Дашке, впуская ее в квартиру.

Даша была очень взволнована, я ее такой еще не видела. Конечно, давайте, валите на меня все разом.

— Девочки, у меня такое случилось! — Дашка села на диван, — рекомендую вам сразу налить водички и сесть.

Мы с Евой, две любопытные Варвары, тут же забыли про Адама, мы еще успеем полить его дерьмом.

— Говори, что там, пока мы не лопнули от любопытства, — сказала Ева.

— Я беременна, — растерянно ответила Дашка.

— Ого! Поздравляю! А почему ты какая-то растерянная? Ты же всю жизнь хотела детей? — спросила я.

— Вера, мне сорок пять лет, какие на хрен дети?

— Что-то я вообще перестала понимать людей вокруг. Дашка, ну ведь тебя-то я всегда понимала. Что случилось? Ты же должна радоваться.

— Я и рада, но я не знаю, что мне с этим делать. Когда моему ребенку будет двадцать мне будет шестьдесят шесть! Я буду бабкой, и не дай бог ему придется тратить свою молодость на мою старость ухаживая за мной. Это же так нечестно по отношению к ребенку!

Мы еще долго обсуждали эту ситуацию, и пришли к выводу, что все эти опасения глупы. Вадик на седьмом небе от счастья, у них полная идиллия и Дашка недавно получила развод. Откуда не возьмись на нее вдруг свалилось такое долгожданное и вымученное тремя браками и бесчисленными отношениями счастье. Все это глупости, надо просто радоваться и принимать дары судьбы.

Потом Ева с Дашкой еще долго разговаривали. Я наблюдала за ними и поражалась силе человеческой веры. Больше всего на свете Дашка верила в любовь, а я больше всего на свете в нее не верила. Рядом со мной Ева становилась циничной, а рядом с Дашкой розовой пушистой девочкой.

Мы с Лёней лежали в ванной после долгого дня. Мы оба сегодня принимали экзамены. Лёня прижимал меня к себе. За последний месяц он изменился. Каждое его слово, каждое действие, каждый взгляд был как последний. Через две недели мы с Евой улетали в Москву.

— Я не хочу тебя терять, — тихо сказал Лёня, целуя меня в плечо.

— Пожалуйста, давай не будем рвать друг другу души. Мы оба знали, что это закончится.

— Останься ос мной.

— Нет. Я не понимаю эту страну, да я никакую не пойму, кроме своей.

— Хочешь, я уеду с тобой?

— Нет. Ни в коем случае. Ты не для того так стремился убраться оттуда чтобы вернуться. Нет. Рано или поздно ты меня возненавидишь за это.

— Чем тебе так не нравится Германия? Ведь здесь же лучше, чем в России.

— А чем лучше? — удивилась я. Я искренне не понимала этого утверждения.

— Здесь ты можешь быть собой.

— Дорогой, — сказала я, повернувшись к Лёне лицом, — сейчас везде можно быть собой. А в России так и подавно. СССР давно нет, и СССР кардинально отличался от России. Из СССР мне самой хотелось бежать без оглядки, а вот Россию я люблю. Это мало кто понимает, но это так. Это моя страна, и я русская до корней волос. Только русский человек может понять что такое Русский Дух. Это принадлежность к земле. У России богатая история, мы поистине великий народ. Земля, по которой я хожу в Москве была нашей и тысячу лет назад, та энергия, которая от нее идет и есть Русский Дух. Я с ним связана незримой нитью. Быть русским, это не только иметь принадлежность к нации. Русский человек щедрый, немец жадный, русский умеет отдыхать, немец нет, у русского душа свободна, у немца в тюрьме. Да и вообще, что русскому хорошо, то немцу смерть. Я здесь как на другой планете, меня никто не понимает и я никого не понимаю. Я здесь задыхаюсь. Я так же задыхалась в Союзе, мне хотелось выбежать на свежий воздух. Я здесь в тюрьме.