Дина Адомайтес - Будь ты проклят

— Если ты сделаешь это сама, ты никогда не встретишься там с ним, — абсолютно спокойным голосом сказал ей Петя, тогда как меня просто колотило в ужасе от происходящего.

— Ты врешь мне! Врешь!!! — закричала она, ударив кулаком по железному мусоропроводу и резко одернув руку, скорчившись от боли.

На одиннадцатом этаже послышался шумный щелчок открывающейся двери, и из квартиры вышла молодая женщина в халате с разъяренным от злости лицом.

— Вы что тут устроили, идиоты? — закричала она на нас. — У меня ребенок из-за вас проснулся! — смотрела она на нас озверевшими глазами, даже не представляя, какая трагедия случилась у бедной девушки, которая, по ее словам, сейчас тут устроила.

— Мы сейчас уйдем! — настойчиво ответил ей Петя, и она, громко хлопнув дверью, ушла к себе.

Петя попытался схватить девушку и потащить ее вниз, но она выскользнула из его рук и побежала наверх.

— Сколько тут этажей? — успела я спросить у Пети, пока он снова не скрылся из виду.

— Двенадцать. Она побежала на последний.

Дикая паника охватила меня, заставив махом протрезветь. Сейчас случится непоправимое! Вряд ли на эту обезумевшую от горя девушку подействуют речи Пети о том, что нужно терпеть и продолжать жить здесь в надежде на последующую награду. В таком состоянии она не воспринимает никакие его слова.

— Давай позовем кого-нибудь на помощь! — взмолилась я Пете, когда мы были уже на двенадцатом этаже.

— Никто не поможет, только хуже будет, — отвергнул он мою идею и помчался по длинному коридору вслед за девушкой, пробегая мимо множества малосемейных квартир и очутившись в итоге на общем балконе.

Девушка уже стояла возле незастекленного пространства, глядя вниз с головокружительной высоты, и мне чуть не стало дурно. Я остановилась возле входа на балкон и с ужасом ждала, кажется, неминуемой трагедии.

— Если ты это сделаешь, ты его никогда больше не увидишь! — произнес словно приговор Петя, стоя сзади нее.

— Ты не знаешь ничего! Заткнись, придурок! — орала она, обливаясь слезами и держась за край балкона, а мне показалось, что мое сердце сейчас выскочит наружу от страха.

— Это не по правилам. Ты не имеешь права уйти отсюда сама. Это нечестно, ты должна дотерпеть.

Девушка в отчаянии ударилась головой об балконные перила и сползла по стене, рухнув на пол.

— Почему?! — завопила она, дергаясь от судорог. — Почему ему не дали пожить? Почему?! Ему только двадцать лет! Почему какие-то старые твари доживают до девяноста лет, почему они до сих пор живут? Почему они занимают место молодых? Пускай все сдохнут!!! Дайте жить молодым! Дайте!!! — заорала она так пронзительно, что мне показалось, что я вмиг оглохла от такой силы звука.

— Никто не занимает ничье место, никто не связан друг с другом. Ты думаешь, старые хотят жить до девяноста лет, мучаясь от болячек? Уверяю тебя, нет. Они мечтают о смерти, — уравновешенным тоном сказал Петя, совершенно не поддаваясь никаким эмоциям, что просто поразило меня.

— Так пускай и сваливают! — закричала она с ненавистью. — Даже месяца не прошло, как мой папа умер от рака, а ему даже сорока еще не было! Он так мучился, так страдал. За что мне все это?! — уронила она свою голову между коленей и затряслась от рыданий, а мое сердце просто разрывалось от жалости к ней.

— Ты должна вытерпеть. А твоему папе сейчас хорошо, порадуйся на него. И твоему парню тоже.

— Что ты несешь?! — посмотрела она на Петю зареванным лицом, и мне показалось, что Петя своими словами делает ей только больнее.

Прошло несколько минут, и не было произнесено больше ни слова. Мы стояли вдвоем с Петей, глядя на то, как убивается несчастная девушка, и в одно мгновение Петя резко бросился к ней, схватил ее за локотки и под ее дикие крики сопротивления все же утащил ее с балкона. Крепка держа ее за руку, он мчался вместе с ней по лестницам, а я спускалась, словно зомби, до конца не веря, что чудом удалось избежать беды. Когда мы оказались на улице, Петя схватил девушку двумя руками и крепко прижал ее к себе, шепча ей:

— Ты должна отпустить его не навсегда, на время. Так надо!

Девушка выла все громче, а Петя продолжал держать ее и пытался успокоить:

— Мои родители ушли очень рано, когда мне было пять лет, мне тоже их очень не хватает. Но это ради их же блага, я должен был отпустить их, и я это сделал. Им там хорошо, они заслужили быть счастливыми, — рассказывал он о своей личной драме, а мое сердце съежилось от боли, и на глазах выступили крупные слезы, порывающиеся на свободу.