Заглянул Бабошин и положил на стол полосы. Я посмотрел: главное, чтобы не заверстали какой-нибудь снимок вверх ногами – такое случается, и написал на полях: «В печать!»
– Слушай дальше! – хихикнул Чунин, когда верстальщик вышел.
…Нет, разъяренный муж не бросился бить морду сопернику или, того хуже, не пошел, вогнав обойму в табельный пистолет, на мокрое дело. О нет! Отходив изменщицу парадным ремнем, муровец ее простил, но задумал в назидание другим посадить Головчука за содержание притона в режимном помещении под видом оздоровительно-помывочного пункта. Сняв с жены развернутые письменные показания, он пошел к генералу, а тот, вскипев, позвонил в райком. Трогать номенклатурного работника без ведома партии не дозволялось: горький опыт Большого террора, когда чекисты, войдя во вкус, карали без разбора, не пропал зря. В райкоме же, зная прежние грехи директора, возражать не стали и дали добро на ликвидацию гнезда разврата. Наутро планировались обыск в типографии и арест злостного нарушителя советского целомудрия…
Заявился Торможенко:
– Вот ты где… Я уж домой пойду?
– А кто тираж будет выносить?
– Ты, что ли, с Гариком не дотащишь?
– Иди отсюда!
…Но не зря же Головчук зазывал в сауну нужных людей, один из них, по счастью, служил как раз в МУРе и накануне вечером слил информацию. Когда оперативники в восемь утра нагрянули в издательство, они, к своему изумлению, обнаружили в пристройке, где, по агентурным данным, гнездилась аморальная сауна, лишь голые кирпичные стены и бетонный пол. В помещении одуряюще пахло типографской краской, а посредине стоял рычагастый линотип, за которым сидел наборщик в синем халате и шарил пальцами по клавишам. Группа захвата вернулась ни с чем, но обманутый рогоносец продолжал настаивать: он нашел бомжей, видевших, как ночью что-то спешно грузили на машины и увозили из издательства. Тогда жену вызвал на ковер сам генерал, однако она уже успела посовещаться с мамой и любовником, поэтому чистосердечно призналась высокому начальнику, что, измученная невниманием, придумала всю эту историю, чтобы вызвать ревность мужа и вернуть его в супружеское состояние.
– А чабрец?
– Сама, товарищ генерал, заваривала и опрыскивалась…
– Ишь ты, затейница какая! Может, лучше «Шанелью» вспрыснуться? – посоветовал начальник, с мужским интересом глядя на выдумщицу.
– Пробовала. Не помогает.
Генерал посмеялся над бабскими хитростями, вызвал оскандалившегося сыщика и объявил ему о неполном служебном и семейном соответствии, обязав вникать в надобности супруги, почаще устраивая ей ночью очные ставки…
Зашел Бабошин и позвал меня в ротационный цех.
– А ты, Валер, был в той сауне? – спросил я, вставая.
– Сподобился.
– Вдвоем?
– Втроем.
– Ну и здоров же ты, Валера!
– Это все сыроедение…
63. Горячая подмышка Москвы
Чтобы остограммиться с утра,
Нет ни денег, ни пустой посуды.
Что ж вы, пролетарии всех стран,
Не соединяетесь, паскуды?!
А.
К моему приходу печатники уже собрали и закрепили форму на трофейной ротационной машине. Более того, они успели тиснуть пробные экземпляры, приправив, подточив и подтянув металл. Я с треском развернул пахнущий краской свежий номер. Мастер смены Константиныч, привыкший к придиркам Макетсона, поглядывал на меня настороженно. Как учили, сначала следовало осмотреть логотип. Все вроде на месте. Конечно, можно посмеяться, мол, куда он, логотип, денется-то? Однако всякое случается. В «Сельской жизни» однажды, черт знает почему, пропал обязательный для всех газет СССР призыв основоположников: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – а он должен непременно стоять над названием органа. Грянул скандал. Наказали кучу народа – кого рублем, кого по партийной линии. Ошибка-то идеологическая – явное покушение на суть советской печати.
Затем я изучил выходные данные на четвертой полосе, в самом низу. Тоже не лишняя предосторожность. Лет двадцать тому назад главный редактор «Социалистической индустрии» лечился в Кисловодске. Утром, как обычно, испил он перед завтраком минеральной водички из источника, купил в киоске свежий номер родной газеты, оставленной временно на заместителя, глянул: а в выходных данных вместо фамилии главы органа пустое место. Почему? Понятное дело: сняли с должности. Как говаривал Людоед у Шварца, человека проще всего съесть, когда он болеет или в отпуске. Главред тут же у киоска рухнул с инсультом, а потом выяснилось: верстальщик спьяну строчку потерял.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу