Анатолий Новиков - Календарные дни

— Ну, парень, удачи в делах! — Рейган протянул руку. — Будешь в Чикагове — заходи, я тебя тушенкой откормлю, виски с содовой хлестнем, а не хочешь — чистого душевно внедрим.

В мир, наполненный знакомым мычанием, запахами горьких трав и отблесками света с сырых тополей, Демидов вернулся не скоро. Мир раздвинулся, и перед сидевшим на земле скотником предстали озабоченный сын, толстый доктор Скворцов и энергичный в мелочах Шевелев.

— Оклемался наконец! — завизировал председатель колхоза. — Молодец. Главное — кость целехонька.

— Сыну спасибо скажи — из такой свары выдернул, — ощупывая плотную повязку на голове Демидова и пряча шприц, добродушно посоветовал доктор. — На всякий случай я тебе противостолбнячное зелье всадил — борись теперь с микробами. А сейчас шел бы домой.

— И правда, батя, — поддержал доктора сын. — Быков без тебя отправим, не боись!

Вот-вот, ради такого искреннего независимого участия и нужны дети, подумал Демидов, и это не нами придумано, а хорошо. В голове шумело, кровь била в висках, в горле скопилась мокрая пыль, да и тело саднило, но на быков скотник и не помышлял злобиться.

— Какая чума случилась-то? — поднявшись и оглядев людей, обронил смущенный Демидов, которому и вовсе бы пропасть из глаз по такой стыдобе — своя же скотина подмяла. — Думал — баллон с кислородом, так тот лежал далеко.

— Днищевского поганца старшего изловили, — пояснил Скворцов. — Сосед твой надоумил малого для забавы пошвырять в стадо взрывпакеты — вот уж пень пнем.

— Аксенов заезжал, все дни твои выследил, точно инспектор, — завел дело Шевелев, будто скотник уже очухался полностью и прояснел сознанием. — Предлагает ставить тебя начальником межколхозного откорма, чтоб людей поучил, а не винил. Торопит с ответом. Да сказал, что сомнения твои знает — насчет академической задолженности всеобщему среднему образованию.

— Велика ли площадка? — не отказался от должности Демидов. — Сколь голов?

— Хватит на первых порах развернуться, — растирая грубыми пальцами желтый цвет, ошарашил председатель. — Тысячу быков разом ставим.

— До завтра подумать дайте, — понятно для всех попросил Демидов, но потом бредовую фразу сплел, или показалось Шевелеву: — Будет и у нас не хуже, чем в районном центре Чикагове.

Рассказа «Календарные дни» в сборнике с таким названием нет. Но два десятка произведений, что составили новую книгу прозаика, — это, в целом, календарь наших дней. Хроника жизни, увиденная острым, заинтересованным глазом и отраженная своеобычным, остроумным, подчас причудливым словом.

Это и хроника жизни автора, хотя нигде от своего имени он не выступает, это его душевный опыт.

Опыт уже немалый. Еще в школе, на летних каникулах, он перегонял колхозный скот по длинным и тяжелым вологодским дорогам. Эти дороги, жизнь на природе, верно, и породили тот изначальный свет, который сквозь годы и сложности выбранного им художественного стиля виден во всех его рассказах, даже горьких и трагических.

Тогда же Анатолий Новиков познакомился с вологодским литературным миром. В начале 60-х там вырастал мощный прозаический дар Василия Белова, блистали поэты Владимир Орлов и Николай Рубцов. Анатолий Новиков видел и слышал их, и, ясно, их благородный высокий пример не мог не повлиять на его жизненный выбор. Но рядом с русской поэзией и прозой для него, как представителя уже новой литературной генерации, не могли остаться чуждыми вновь открытые в те годы для русских читателей Фолкнер, Хемингуэй, Апдайк. Называю эти имена отнюдь не для сопоставления, да и насмешливо-скромный автор наш мне такого амикошонства не простил бы. Просто — это образцы, школа.

Однако литература литературой, а жизнь Анатолия Новикова текла своей, далекой от изящной словесности чередой: путевым рабочим он на строительстве железной дороги, служит в армии, трудится фрезеровщиком на Адмиралтейском заводе. И тут судьба снова улыбнулась ему. Анатолий Новиков знакомится и близко сходится с одним из самобытнейших наших стилистов и просто очень умным человеком Андреем Битовым, который вводит его в ленинградскую литературную среду.

В мае 1980 года он принес в журнал «Урал» пять своих первых рассказов, они попали ко мне, и дальше я процитирую конец моего отзыва: «Чтение этих рассказов стало для меня открытием автора явно самобытного, со своим сложным и сочным письмом. Все рассказанное в них стоит перед глазами».