Анатолий Новиков - Календарные дни

Шевелев помнил со сдержанным испугом, что до него в Озерках сменилась плеяда председателей.

Самых первых привозили из крупных городов Европейской России, точно по повинности. Может быть, так оно и на самом деле было. Но не с рекомендованным же настроением хозяйство поднимать, людей бодрить! Седьмого, кажется, по счету председателя, который сгинул, сгоряча захватив общественную печать, до сих пор разыскивают по стране, хотя люди прекрасно знают, что трудится человек на славу в соседнем городке — мастером на доменном производстве, а портрет его — 600×600 мм — в аллее металлургов сияет, вторым слева, если встать лицом к проходной завода.

Восьмой держался от назначения долго и мужественно — не шел в головы никак. Ему строго советовали: «Будешь председателем в Озерках!» А в ответ: «Не буду! Ищите другого!» Так и препирались: «Будешь!» — «Не буду!» — «Будешь!» — «Не буду, хоть кончайте!». Однако подломили все ж парню волю в каком-то кабинете. На прощание тот сделал заявление в райуправление: дескать, не по воле покоряюсь, под нажимом, а потому за себя не ручаюсь в случае чего.

И как в воду глядел. Прибыла месяца через два комиссия — а в кабинете и в правлении пусто. Немногословный сторож объяснил после того, как документы у членов проверил, что председатель какую уж неделю в групповом загуле с желающими. На полях татарник и овсюг в рост человеческий вымахали, скотина непоена-недоена. А председатель шел по зеленому косогору впереди односельчан, терзал гармонь и антивоенные частушки напевал:

Следующий руководитель, схлопотав традиционный строгий выговор, встал раз на совещании и заявил, что его не поняли. Он, дескать, давно просит, чтобы его освободили от трудной должности по любой статье, а ему выговоры вклеивают в личное дело, как рецидивисту какому. На полуслове оборвав свой бурный спич, сиганул в окно и бежал из района. Когда сам Шевелев сменял предшественника, у которого к тому времени сталелитейный завод отрубил полтысячи гектаров лучшей земли, вместо положенных ему неудобиц, для развития подсобного хозяйства, а земли те ухоженные тотчас космическим сорняком затянуло, — тот плакал в комнате, уронив голову на инструкции. Поняв наконец, что ему привезли замену, председатель зарыдал еще сильнее, теперь уже от радости за милостивую судьбу.

Как не пошло с самого начала, так и не выпрямилось — такое хитрое попалось хозяйство. И если трудно в деревне без мудрой головы, то ей самой много труднее.

Пока Демидов-старший, натянув маску, сваривал решетку еще одной кормушки, Саша заглушил двигатель, выпрыгнул из кабины колесника и танцующей походкой пошел вдоль изгороди, разравнивая сваленную зеленую рожь.

— Заканчивай, Сань! — крикнул отец. — Дуй в столовую, пока не закрыли. Вон как с лица опал!

— Успеется! — откликнулся тот беспечным голосом, так радовавшим отца. — Сегодня скот сдавать, надо и накормить его от пуза.

К полудню погода маленько наладилась. Среди хмурых туч появились голубые прогоны, мир посветлел и обсох. И только от реки, утопавшей в сплошных зарослях, шел, как и прежде, тяжелый сырой запах недавно облетевшей черемухи. Горький, крахмально-душный, он пропитал насквозь медленную речку, окрестные земли и никак не поддавался сильным ветрам.

Предчувствуя горестное предубойное положение, большие быки шумно сопели, вываливали шершавые упругие языки в ладони скотников, точно по их складкам и линиям вынюхивали и свою судьбу, и дальнюю дорогу, и казенный дом, да пускали слюни, совсем как глупые телята. За несколько месяцев в них прибавилось не только тела, но и величавого достоинства предводителей, уверенности в пробудившихся силах и в препотентности, хотя они и не ведали о том, а мерцающие иногда в черных глазах белые пятна ярости предупреждали о готовности к боям. Но битв не будет. Судьба соберет животных в одном длинном дощатом коридоре, в конце которого сонный дядька с бледным одутловатым от белкового перехлеста лицом благословит с рабочей своей кафедры каждого смертельным жезлом, где затаилась двенадцативольтовая молния — достаточная, чтобы раз за разом, по графику, поразить все стадо земли. Но вера в человека — вот что было неизменным для скота со дня рождения до последнего прикосновения металла, и поэтому сытые быки тесно окружили отца и сына, шумно дышали и смотрели исподлобья ласково и застенчиво.