Луксоло бросает на него сердитый взгляд. Они явно уже все обсудили, и Луксоло, должно быть, велел младшему брату не задавать этот вопрос. Я смотрю на лица мальчиков – как они изменились оба, какими серьезными стали за те полгода, что меня не было. Квези потерял последний детский жирок, тени пробиваются над губами и на подбородке. Лицо Луксоло затвердело, стало мужским. Челюсти у него всегда сжаты, он скуп на улыбку; взрослые заботы уже врезались в его черты.
Я вздыхаю. Пропустила момент их взросления. Пока я была в Йоханнесбурге, тщетно пытаясь отыскать их сестру, мои сыновья облачились в зрелость; мне следовало быть здесь, чтобы видеть их превращение из детей в мужчин. Ни тот ни другой еще не прошли ритуал ulwaluko [82] Обрезание ( коса ).
, который сделал бы их мужчинами в глазах племени, но после всего, что выпало на их долю, я не считаю их мальчиками.
– Я обещала вам, что приведу Номсу домой, – говорю я. – И я не могу вернуться без нее.
Я надеюсь только, что, когда этот день настанет, он настанет не для того, чтобы мы положили Номсу рядом с ее отцом и братом. Я не хочу приходить еще к одной могиле.
25 декабря 1976 года
Мелвилл, Йоханнесбург, Южная Африка
– Эдит говорит – ты не ее парень, потому что ты гей.
Я сидела в гостиной у Виктора на кушетке, обтянутой штофом цвета шампанского. (Сначала я назвала ее золотым диваном и тут же развалилась, но Виктор велел мне сесть прямо.) Элвис сидел в клетке-переноске рядом со мной, мои вещи все еще были свалены в прихожей, где их бесцеремонно бросила Эдит.
На мне были ярко-оранжевые бархатные шорты “горячая штучка”, дополненные белой водолазкой без рукавов и шнурованными белыми сапогами по колено. Определение “горячие” подходило шортам как нельзя лучше: хотя они едва прикрывали мой зад, бархат в сочетании с тридцатиградусной жарой делал их неудобными, в них было жарко. Предполагалось, что наряд должен включать в себя еще белый берет, но я потеряла его в спешке, когда мы мчались из квартиры Эдит в дом Виктора. Эдит позвонили из авиакомпании, и она объявила, что планы изменились.
Эдит купила “горячие” шорты и сапожки во время своего последнего визита в Нью-Йорк и сказала, что это писк моды. Мне в первый раз выпал случай надеть их, потому что Бьюти запрещала мне выходить в таком виде, говорила, что я выгляжу как малолетняя принститутка. Я хотела посмотреть это слово в словаре, но Морри объяснил мне, что принститутки – это принцессы, которые учатся в институте. Не знаю, что так не понравилось Бьюти, но я, уважая ее мнение, нарядилась в шорты и сапоги только сегодня, потому что Рождество, да и Эдит настояла. Виктор, как всегда, был тщательно принаряжен, его сиреневая “федора” безупречно сочеталась по цвету с галстуком-бабочкой и носками.
– Я не знаю, что такое “гей”, – продолжала я, – поэтому посмотрела в словаре.
Виктор рассмеялся, но как-то нервно.
– И что там написано?
– Что “гей!” – это восклицание. Я ничего не поняла и снова попросила Эдит объяснить.
– И?
– Она сказала, что у вас с ней не может быть любви, потому что ты гомосексуал.
– И да и нет. Я очень люблю Эдит, но вряд ли смог бы быть ее парнем, даже если бы не был геем. Только не говори ей, что я это сказал.
– Она говорит, гомосексуалы – это мужчины, у которых бывают половые размножения с другими мужчинами.
– Ну, строго говоря, размножения там нет, но это определенно… э-э… секс.
– Эдит говорит, мне нельзя никому об этом рассказывать, потому что это незаконно и тебя могут посадить в тюрьму.
– Это верно. Законы просто драконовские, согласна?
– Что значит “драконовские”?
– Очень жестокие.
– Как апартеид?
– Точно.
– И про Бьюти нельзя никому говорить. Если узнают, что она живет с нами и присматривает за мной, ее тоже могут отправить в тюрьму.
Виктор изогнул бровь.
– Сколько же у тебя секретов, и все надо хранить! Огромная ответственность для девятилетки.
– Мне десять будет в следующем месяце.
– Тем не менее.
– Да все нормально. Мне нетрудно хранить секреты.
Я оглядела гостиную. Комнаты красивее я еще не видала. Высоко над нами висела хрустальная люстра, и все поверхности, включая стены и пол, были покрыты роскошными тканями, в которые хотелось завернуться и лечь спать.
– Либераче [83] Владзи Валентино Либераче, американский пианист-виртуоз, известный, в числе прочего, своими экстравагантными сценическими нарядами.
– твой парень? – спросила я.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу