Бьянка Мараис - Пой, даже если не знаешь слов

Меня придавило разочарование. Я так надеялась, что Фумла поможет, и теперь пребывала в растерянности, не зная, что делать дальше. Без помощи Фумлы я не могла связаться с Номсой. Оставалось только сдаться.

Минуты тянулись, из шалмана снова доносилась музыка. Интересно, как долго ждать Кинг Джорджа? Мне хотелось домой, забраться в постель и забыть навсегда и эту ночь, и свое прилюдное унижение. Веки начали сами собой закрываться, но я пыталась не заснуть, потому что спать в таком месте было делом небезопасным.

Радио так и не поймало никакой станции; я пожалела, что не захватила с собой книгу, она бы отвлекла, не дала заснуть, но единственным чтением в моем ранце были письмо Номсы и дневник Бьюти. Я вытащила дневник. Усилия понять слова на коса хотя бы какое-то время не позволят провалиться в сон.

Я пролистала первые страницы, поняв только горстку слов – недостаточно, чтобы добыть хоть какой-то смысл, а потом бегло просмотрела остальное. От страниц, заполненных хорошо знакомым мне почерком, сделалось так невыносимо грустно, что я быстро долистала дневник и захлопнула. И тут же открыла снова – что-то царапнуло взгляд на последней странице. Она была исписана по-английски. И более того, это оказалось письмо ко мне.

Робин, моя дорогая девочка,

Я очутилась на перекрестке и должна принять решение: сдаться или продолжать борьбу. Сдаться и отойти в сторону – значит гарантировать свою безопасность. Продожать борьбу – почти наверняка подвергнуть себя серьезной угрозе.

Я всегда думала, что в нашей семье борец – Номса. Я смотрела, как она, сжав кулаки, сворачивала горы, вступая в сражения, и я спрашивала себя, откуда в ней этот огонь, эта страсть. Силумко, мой муж, был храбрым человеком, но он не был борцом. Я думала, что, может, эта черта передалась ей от моего отца или от отца моего отца – они оба были упрямцами, всегда добивались своего.

И только теперь, когда мне пятьдесят, я впервые поняла, что человек, на которого походит Номса, – я сама. И вот, оказавшись на распутье, я понимаю: сдаться – плохой выбор. Если бы я сражалась за самое себя, то, возможно, и отступила бы. Мы всегда гораздо охотнее сдаемся, когда речь идет о нас, чем когда дело касается тех, кого мы любим. Но я сражаюсь не за себя. Я сражаюсь за Номсу, за ее безопасность и будущее.

Моя дочь молода, ей всего девятнадцать лет, у нее впереди целая жизнь. Когда она повзрослеет, получит образование, узнает жизнь, – если тогда она решит продолжить борьбу, я с уважением отнесусь к ее выбору, каким бы отвратительным он мне ни казался. Но сейчас она слишком юная, чтобы понимать возможные последствия своих поступков. Ее сбил с пути человек, которому она доверяет, – человек без моральных ориентиров, он использует ее как оружие. Я с этим не смирюсь. Не смирюсь, что он использует мою дочь как заложницу, что она для него лишь инструмент.

Мне все равно, сколько еще раз мне повторят, что Номса там, где хочет быть, и какой она хороший солдат. Я знаю свою дочь. Я знаю, что под гневом и агрессией бьется сердце, которое умеет отличить хорошее от плохого; совесть, которой придется иметь дело с последствиями взрывов на вокзалах и в городских зданиях; сердце, которое спросит, насколько этично причинять вред безвинным людям ради политических целей.

Когда я, получив письмо от брата, покидала Транскей, я обещала сыновьям, что приведу их сестру домой. Я привыкла выполнять обещания. Но теперь, когда я решила двигаться дальше, велика вероятность того, что со мной что-нибудь случится. Не стоит говорить тебе, кто стоял бы за моим исчезновением. Я не хочу подвергать тебя опасности, просить восстановить справедливость, да и какое дело полиции еще до одной черной женщины, пропавшей без вести.

Я пишу это письмо в своем дневнике, потому что знаю: если я исчезну, ты будешь искать ключ к разгадке случившегося со мной. Я не сомневаюсь, что ты найдешь мой дневник и письмо. Это единственные страницы, написанные по-английски.

Хочу заверить тебя: если однажды утром ты проснешься, а меня нет – знай, что я ушла не по своей воле. У меня сердце разрывается, когда я думаю, что однажды ты будешь ждать моего возвращения – и не дождешься, и решишь, что вот и я покинула тебя, не попрощавшись и не сдержав своих обещаний. Такого не случится никогда.

Ты так напоминаешь мне Номсу, что иногда мне кажется, что Бог забрал у меня одну дочь, но дал вместо нее другую. Ты тоже борец – как и мы, женщины Мбали. Размышляя о том, как много жизнь отняла у тебя в столь юном возрасте, я не устаю дивиться твоей силе и жизнестойкости. Отвага, которую ты выказала, впустив меня в свою жизнь и позволив мне любить тебя – и, осмелюсь сказать, полюбив меня в ответ, – говорит о твоем мужестве, Робин. Я не считаю, что смелость в том, чтобы взять в руки оружие или принести куда-нибудь бомбу. Смелость – это открыть себя возможным потерям и разочарованиям, даже если слишком хорошо знаешь, как больно они ранят.