Луиза Эрдрих - Круглый дом

– Она ходила в школу в Южной Дакоте, – ответил отец. – Она состоит в кровном родстве с маминой подругой Лароуз. Возможно, поэтому мама не хочет видеться с Лароуз. Боится расстроиться, наговорить лишнего.

– Я не то имел в виду, пап. Что произошло с Майлой Вулфскин? Она жива?

– Это вопрос.

– А ты что думаешь?

– Думаю, ее нет в живых, – тихо ответил он, глядя в пол.

Я тоже стал смотреть в пол, разглядывая кремовые завихрения на сером линолеуме. От более темных разводов и крошечных черных точек, когда ты их замечал, возникало легкое головокружение. А сейчас я внимательно изучал узор, пытаясь запомнить случайное сочетание его элементов.

– Зачем ему ее убивать, а, пап?

Он склонил голову вбок, пожал плечами и, шагнув вперед, обнял меня. Он постоял так, не отвечая на мой вопрос. Потом отпустил меня и ушел.

Приехав на заправку, я поставил велик у двери, чтобы его видеть, и приступил к своим обязанностям. У дяди Уайти был коротковолновой приемник, который принимал сигналы со всей округи. Приемник оставался всегда включенным и сквозь треск жутких помех передавал сообщения, долетавшие до гаража. Иногда Уайти настраивал его на музыкальную станцию. Я собрал все обертки от конфет, окурки, невыигрышные лотерейные билеты и прочий мусор, который накопился на внутреннем дворе станции и на траве у дороги. Потом вооружился шлангом и полил цветочную клумбу в выкрашенной желтой краской тракторной шине – в ней были серебристые кустики шалфея и ярко-красные книфофии, точно такие же я высадил в нашем саду для мамы.

Когда на заправку приезжали клиенты, дядя Уайти заливал им бензин, проверял масло и обменивался с ними последними сплетнями. А я мыл стекла. После того, как Соня приобрела кофемашину, Уайти установил два столика с диванчиками в восточном углу магазинчика. Соня брала за первую чашку кофе десять центов, а добавки ничего не стоили, поэтому от посетителей отбоя не было. Тетя Клеменс через день делала для кафе выпечку, и у них всегда был и банановый кекс, и кофейный кекс, и овсяное печенье в большой стеклянной банке. И каждый день в обеденное время Уайти спрашивал у меня, не хочу ли я сэндвич со стейком по-индейски, и делал большие сэндвичи из вареной колбасы с майонезом на белом хлебе. Во второй половине дня он устраивал себе перерыв, а после его возвращения Соня уезжала домой вздремнуть. Закрывались они в семь вечера. Первые пару лет после открытия заправки они трудились вдвоем, чтобы сэкономить и копить средства на развитие, а потом стали подумывать о найме работника и о продлении рабочего дня до девяти вечера. Мне платили доллар в час, а еще я мог бесплатно есть мороженое, пить лимонад и молоко и доедать оставшееся на дне банки овсяное печенье.

Когда я вернулся домой, отец уже меня ждал.

– Как работа?

– Хорошо.

Отец оглядел свои костяшки пальцев, сжал кулак, нахмурился. И начал разговаривать со своей рукой, как случалось всегда, когда ему не хотелось говорить то, что он собирался сказать.

– Сегодня утром пришлось отвезти маму в Майнот. В больницу. Она у них полежит пару дней. Завтра я к ней съезжу.

Я спросил, можно ли мне с ним, но он ответил, что я ничем не смогу помочь.

– Ей просто надо отдохнуть.

– Но она и так спит все время.

– Знаю. – Он помолчал. Наконец взглянул на меня – с облегчением. – Ей известно, кто это был. Ну а как же иначе! Но она не скажет, Джо. Она его боится. Он же ей угрожал.

– У тебя есть какие-то догадки?

– Я не могу сказать, ты же знаешь.

– Но мне нужно знать! Он хоть из наших мест, пап?

– Надо думать, да. Но он здесь не появится. Он знает, что его арестуют. Маме будет предъявлен кое-кто для опознания. Довольно скоро, хотя и не очень скоро. Ей полегчает, как только начнется вся эта процедура. Уверен: она вспомнит и то место… Где все произошло. Так всегда бывает: сначала жертва испытывает шок, боится сказать, а потом наступает момент решимости.

– А что насчет Майлы Вулфскин? Он забрал ее с собой? А младенец? Это та девочка, которую пытается удочерить губернатор Южной Дакоты?

Выражение отцовского лица говорило: да. Но сам он сказал вот что:

– Жаль, что ты услышал мамин рассказ, Джо. Но я не мог ее прерывать. Я боялся, что она замолчит и больше уже рта не раскроет.

Я кивнул. За что бы я ни брался в тот день, меня преследовал мамин рассказ, всплывавший в памяти как темное нефтяное пятно на воде.

– Будь ее психика в нормальном состоянии, она бы ни за что не стала в твоем присутствии так подробно рассказывать про то, что с ней произошло.