Сердце пронзила резкая боль, и я услышала собственные рыдания. Лицо мое было мокрым от слез. Я думала о том, что мемсагиб тоже умирала, не понимая, в чем виновата, тревожась, что никогда больше не увидит своего ребенка, – прямо как моя амма. Мне хотелось кричать, осыпать бранью людей, отнявших у нас матерей. Я смотрела на Тару, я чувствовала боль ее утраты. Однако, в отличие от меня, Тара не плакала, и я восхищалась ее стойкостью. Я обняла ее за плечи, но она стряхнула мою руку. Я не обиделась – я ее понимала. Черепаха ищет защиты, прячась в панцирь, вот и мы порой выстраиваем вокруг себя невидимую стену. Возможно, иначе мы просто не можем.
В доме, где кто-то умер, необходимо провести очищение. Если бы амма была рядом, она точно знала бы, как поступить. Я же сделала то, о чем мне было известно. Зажгла рядом с фотографией мемсагиб масляный светильник и поставила живые цветы. Я помнила, что первые дни после смерти светильник не должен гаснуть, потому неустанно следила за ним и заправляла маслом. Вот только я сомневалась, что этого достаточно.
На следующий день к нам пришла Мина-джи, одна из близких подруг мемсагиб, – она хотела поговорить с сагибом, но, когда я принесла ей стакан воды, она выбила его у меня из рук.
– Ты что же, не знаешь, что в доме усопших нельзя предлагать гостям еду и напитки?! – закричала она.
Я молча наклонилась и принялась вытирать растекшуюся по полу воду. В гостиную вошел сагиб – небритый, с отекшим от бессонницы лицом. Увидев Мину-джи, он сложил в приветствии руки и склонил голову, но ни слова не сказал.
– Соседи хотят помочь тебе с ритуалами тринадцатого дня. Мы обо всем позаботимся – позовем жреца, приготовим еду и найдем место, – сказала Мина-джи.
– Я вам очень признателен, но все это лишнее. Я не верю в ритуалы, – вежливо ответил сагиб.
– Но это самое меньшее, что мы можем для нее сделать. Она ведь была твоей женой, – сказала Мина-джи, словно сам сагиб об этом позабыл.
Сагиб отвел взгляд и вздохнул.
– Поступай, как считаешь нужным, – проговорил он.
Просияв, Мина-джи попрощалась и вышла из квартиры. Тогда я еще не знала, что в предшествующие ритуалу дни Мина-джи по уши загрузит меня и нескольких слуг работой. Но я была не против.
Поминальному ритуалу должны предшествовать тринадцать дней скорби – так считала Мина-джи, пусть даже сагиб был с нею не согласен. Каждый день Тара по просьбе Мины-джи выносила на террасу колобки из дала и риса на банановом листе и ставила рядом воду. Мне же поручалось отгонять от еды ворон. Мина-джи называла этот ритуал пинд-даан и говорила, что еда нужна умершей по пути на небеса. Мина-джи раздала кучу указаний, которым все должны были следовать, а за каждым слугой закрепила определенные обязанности, не забыв и обо мне. В первую очередь я должна была идеально прибраться в квартире, а помогала мне в этом одна служанка, Раджни. Днем она работала у своих постоянных хозяев, после чего приезжала к нам, и мы с ней перемывали и перетирали каждую вещь в доме. В эти дни Тара по большей части молчала, зато меня развлекала своей болтовней Раджни. Она передразнивала соседей, и у нее здорово получалось. Когда Тары и сагиба не было поблизости, Раджни изображала Мину-джи – корчила рожи, сердито морщилась, – и тихую квартиру оглашало наше хихиканье. Раджни объяснила мне смысл тринадцатидневного ритуала: благодаря этому действу умерший спокойно покидал этот мир и отправлялся на небеса, где начиналась его загробная жизнь.
Однажды Тара стояла возле стола в гостиной и разглядывала фотографии своей мамы. Посмотрев на нее, Раджни прошептала:
– Она же еще ни разу не плакала, да? Что же это за дочь такая – даже в дни скорби не оплакивает свою мать? – И девушка закатила глаза.
Меня охватила ярость. Каждый из нас по-своему переносит страдания. Когда моя мама умерла, я тоже не плакала – я словно оцепенела. Я уже собиралась сказать об этом Раджни, но та, не умолкая, болтала:
– И ей, можно сказать, повезло. Тело ее матери нашли. А многие ведь так и не отыскали тела родных.
– Тсс, – прошипела я, пытаясь остановить Раджни, но та не обратила внимания.
– Почему она не плачет, как думаешь? Странно это как-то.
Я посмотрела на Тару – боялась, что та услышит, но она лишь неподвижно стояла, погруженная в мысли, и глядела на мамины снимки. Я бы никому на свете не пожелала той боли, какая выпала на мою долю несколько лет назад. А теперь вышло так, будто моя боль перекинулась на того, кто мне дороже всех на свете. Я подошла к Таре и постаралась успокоить ее – сказала, что все образуется, что она помогла мне пережить страдания и сейчас я тоже помогу ей, буду рядом с нею, и она пройдет через это. «Вместе мы справимся», – вот что я сказала. Но Тара не слушала: неотрывно глядя на фотографию мемсагиб, она думала о чем-то своем. Чуть погодя я сделала Раджни выговор и сказала, что нам следует тщательнее прибираться и меньше трепать языками, отчего она скривилась и больше со мной не заговаривала.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу