Амита Траси - Небо цвета надежды

Мне хотелось считать, будто мое дитя – словно цветок, распускающийся каждое лето, какой бы суровой ни была зима. А еще мне хотелось остановить для нее время, придержать его до тех пор, пока мне не удастся вызволить дочку отсюда. И чтобы обмануть время, я одевала ее, как мальчика, перекраивала свою одежду и шила ей крохотные штанишки и рубахи, надеясь как можно дольше водить всех за нос. Мне хотелось, чтобы, глядя на моего ребенка, все забыли, что она родилась девочкой. Но время как песок: чем сильнее стараешься удержать его, тем быстрее утекает оно сквозь пальцы.

Аша – моя Аша – выросла в маленькую пятилетнюю непоседу, неугомонную и на удивление хорошо осознающую свое место в этом мире. Она научилась подлаживаться к обстановке. По утрам она, подобно обычным детям, засыпа́ла меня вопросами. Почему птицы летают? А почему собаки не летают вместе с птицами? Почему Господь не подарил им крылья, чтобы они тоже посмотрели мир?

– Это несправедливо! – заявляла мне она.

Ее вопросы никогда не иссякали, а у меня, в отличие от моей аммы, не хватало терпения все ей объяснять.

– Так уж Господь распорядился, – говорила я.

Чтобы сменить тему, я рассказывала ей о моей амме, о том, как мы жили в деревне, в доме с протекающей крышей.

– Представляешь, я смотрела, как с потолка в ведро капает вода, и думала, что крыша плачет.

Аша хихикала и глядела на меня широко открытыми глазами, а я вспоминала, как мы с аммой ходили по воду, стирали одежду и стряпали. О печальном я умалчивала – вспоминать об этом мне было непросто, а она все равно не поняла бы. Потом я рассказала ей и о Таре: как мы познакомились, как она пришла мне на помощь, когда мне не на кого было положиться, как она вытащила меня из страшного кризиса.

– Амма, а что такое «кризис»? – спросила Аша.

– Я как-нибудь расскажу тебе, когда вырастешь.

– А то, отчего многие тут кричат, – с тобой тоже это делали? – Она вгляделась в мое лицо.

Я старалась удержаться от слез. А я-то убеждала себя, что она ни о чем не подозревает! Даже смешно – ведь вся наша жуткая жизнь была как на ладони. Разве могла она чего-то не знать? И тем не менее мне хотелось, чтобы она не знала.

– Амма… – Она потянула меня за руку, требуя ответа.

Я вернулась к прежней теме – стала рассказывать ей о годах, проведенных с Тарой, о террасе, где та учила меня читать, и о том, что добрее девочки я не встречала.

– Но, амма, ты же сейчас не читаешь.

– Я… у меня просто руки не доходят. Но если ты встретишь Тару, попроси ее и тебя научить.

– И она научит?

– А ты попроси. Когда встретишь мою Тару, крепко держи ее за руку, не отпускай, – сказала я, зная, что никогда больше не увижу Тару. Но сила мечты безгранична. Она так долго помогала мне выжить. Пусть и ей поможет. Я знала – однажды небо засияет. Не дожидаясь следующего вопроса, я принялась ее щекотать, а она визжала и хохотала… Впрочем, я понимала, что это ненадолго.

Каждый вечер Аша покидала меня до открытия борделя, а перед уходом сидела тихая и подавленная. Она надевала единственное платье, которое Арун-сагиб по моему настоянию купил ей, и собирала маленький рюкзачок, куда я клала бумагу и карандаши. Рюкзак Сильвия украдкой выпросила у кого-то из своих клиентов, а Мадам вопросов не задавала, решив, что это подарок Арун-сагиба. Каждый день я говорила малышке: «Когда вернешься, твоя амма будет ждать тебя здесь».

Каждый раз она недоверчиво смотрела на меня, словно подозревая, что мы больше никогда не увидимся, и кивала, а на глазах у нее блестели слезы. Куда ее уводили, я не знала. Однажды я поинтересовалась:

– Они запирают тебя в какой-то комнате?

Аша пожала плечами и принялась торопливо доставать из рюкзачка карандаши.

– Они тебя кормят? – часто спрашивала я.

Она кивала, но больше ничего не говорила. Когда она приходила ко мне по утрам, я понимала, что последние двенадцать часов она ничего не ела и не пила. Если у Мадам не было времени возиться с ней, она давала Аше таблетку снотворного с молоком, и малышка спала под койкой у меня в комнате. Приходившие ко мне мужчины, похоже, ничего не замечали. В такие ночи я радовалась, зная, что она рядом и что на следующее утро мы с ней проснемся в одной комнате.

Аше было уже шесть, когда однажды я дожидалась ее три часа. Ее наконец притащили ко мне, но дочка была без сознания.

– Она спит, – заявила мне Мадам, а охранники за ее спиной лишь молча смотрели на меня.

– Что вы с ней сделали? – закричала я, но дверь за ними уже закрылась.