Константин Минин - Своя правда

— Для учебы, — робко произнесла Нина Семеновна.

— Какой учебы? Вы меня или других учителей спросили, нужен ли ему компьютер для учебы?

— Нет. Но мы думали, что он там будет искать информацию.

— Нина Семеновна! Сядьте, пожалуйста! — безапелляционным голосом произнесла Елена Владимировна.

— Поймите, Сереже нет никакой необходимости искать дополнительную информацию ни в компьютере, ни в библиотеке, ни где-то еще. Будет чудом, если он до конца учебного года сможет освоить хотя бы то, что содержится в учебниках. Если Вы срочно не возьметесь за его учебу — по итогам уже этой четверти он будет не аттестован по двум предметам. Подумайте сами, какое будущее его ждет, если он не сможет закончить школу. Вы же желаете своему сыну добра? Тогда помогите нам.

Нина Семеновна, конечно, желала сыну добра, порой ей казалось, что за чередой каждодневных забот это было единственное, чего еще она оставалась в силах желать. Она надеялась, что ее сын сможет вырасти и научиться жить по-другому: не так, как живет она, что он сможет научиться быть счастливым, и, в конце концов, она сможет увидеть то, чего так и не смогла достичь сама. Она сможет увидеть, как ее ребенок живет спокойной жизнью, в которой не будет места изнурительному труду, постоянной нужде, ночным скандалам и ощущению безысходности в будущем.

Но как она могла научить сына всему этому, как она могла ему объяснить то, чего сама не умела и не понимала. Все, на что было способно ее материнское сердце — это предостеречь от ошибок и любить его, невзирая на отметки в школе и мнение других.

— Я постараюсь сделать все, что от меня зависит.

— Уж постарайтесь.

— Сегодня приезжает его отец, я попрошу его поговорить с Сережей.

Нина Семеновна шла домой, пешком, неосознанно выбирая самые длинные маршруты, она не старалась продлить время пути, но и не испытывала желания поскорее вернуться домой. Она шла и думала о том, что могла бы лучше заботиться о сыне, если бы ей не приходилось так много работать, об упущенных возможностях, о том, где и когда она ошиблась. Думала о том, почему когда-то давно сделанная ошибка, спустя столько лет, все еще имеет власть над ее жизнью, и почему у нее не хватает сил или смелости эту ошибку исправить.

*Сергей*

Мой отец относится к категории людей, которые всегда и везде носят с собой свой особенный, специфический запах. Уже с порога, едва вдохнув квартирного воздуха, смешанного с запахом моторного топлива и алкоголя, и по плавающему под потолком голубоватому облаку табачного дыма я понял, что пропустил праздник под названием «Папка приехал». Чтобы не терять время на лишние разговоры, я постарался незамеченным проскользнуть к себе в комнату. Табачный дым, попав в ноздри, вызывал в моем теле воспоминания о недавно попробованной сигарете, и предательский кашель снял завесу тайны с моего возвращения.

— О, сынок пришел! Сынуля, а ну-ка обними папку.

— Привет, папа.

— А ты чего такой грязный? Пил что ли?

Каждый раз одно и то же. Сейчас он затянет песню о том, что водка — это зло, и что я должен расти не таким оболтусом, как он, если хочу чего-нибудь в жизни добиться. Интересно, чего это я должен хотеть в жизни добиться? И вообще, должен ли я чего-то такого хотеть? Вот Андрей, например, хочет окончить школу, поступить в институт? А я? Чего я хочу?

— Да нет пап, я просто упал.

— А нос чего в крови?

— Говорю же — упал!!!

Мягким, но настойчивым жестом он втолкнул меня в кухню, Мамы дома не было, а его, судя по всему, тянуло поговорить.

Придется ждать, кивая головой, и делать вид, что слушаю… Интересно, где она? Вроде уже должна вернуться.

Шум воды в кухонной раковине заглушал ровный бубнёж отца. Я попытался сосредоточиться, чтобы понять, о чем это он сейчас вещает, но мое внимание отказывалось фокусироваться на нем. В конце концов, совершенно не важно, что он говорит, важно, когда он замолкает. В этот момент следует немедленно кивнуть головой и от всего сердца согласиться со всем тем, чего за минуту до этого ты не расслышал. Отец не терпит невнимания к своей персоне, но пока его монотонный голос, иногда срывающийся в высокие ноты, звучит на фоне рвущегося из крана потока воды, я в относительной безопасности.

На прослушивание этого монолога я убил уже более двадцати минут, должно быть, все уже на месте, а я торчу здесь на кухне, непонятно зачем и непонятно с кем. Он так и не пустил меня в комнату даже переодеться, наверное, понимает, что оттуда я уже не вернусь, и правильно понимает.