Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

Но вот она я. Вернулась. И изменения действительно есть. Чудно и страшно чувствовать, что незнакомые тебе люди – правительство – наблюдают за тем, чем ты занимаешься в стенах своего собственного дома, пусть даже ты никому не делаешь ничего плохого. Джейн говорит, ее слуг допрашивали о том, что творится у них в доме. ВШ никому не причинил зла. Тут очень трудно иметь секреты. Но за ним все равно наблюдает полиция, как и за нами.

ВШ всерьез этого не воспринимает, ни на минуту. Прислали как-то полицейских следить за ним на вечерних танцах, мы их сразу же заприметили – они стояли поодаль, нелепые в своих пижамах, сандалиях и очках. ВШ расшалился не в меру и велел танцорам поцеловать полицейских и позаигрывать с ними… некоторое время спустя полицейские оказались совершенно выбиты из колеи и тоже принялись танцевать с мальчиками. Глупо было со стороны ВШ так поступать. Интересно, откуда берется это желание подвергать себя опасности? Или он действительно наивен и бродит ощупью по чуждому ему миру?

Ты спросишь, откуда у меня все это свободомыслие, представляешь меня участвующей в оргиях. Как случилось, что я рассуждаю таким образом, хотя никогда об этих вещах даже не задумывалась? Просто мне открывается, насколько ограниченным был мой мир. За его пределами так много всего. Я считала, что романтическая любовь, если она вообще существует, случается между мужчинами и женщинами. (В доме 3, Понтон-роуд, Мунтазир, ее не случилось даже между мужчинами и женщинами.) Я осознала, что была наивна. Жизнь куда интереснее, чем я думала!

В Мунтазире, должно быть, уже становится жарко – или весна еще не закончилась? Ты, верно, сидишь в холодной кладовой, втихую попиваешь свой ледяной джин-тоник и незаметно отправляешь бокальчик-другой вниз моему свекру. Однажды кто-нибудь прозовет его Пьяным доктором, и все из-за тебя! Вот уж человек-загадка, такой элегантный, всегда интеллигентный, внимательный и при этом скрытный. Он нашел сотню способов, чтобы поднять мне настроение, когда я только переехала в Мунтазир, все еще чувствуя себя раздавленной смертью отца и растерянной от столь спешного замужества. Он с самого начала видел, что мы плохо подходим друг другу, НЧ и я. Но против сына не выступал, как можно? Встать между мужем и женой! Тауба, тауба! [95] Тауба ( араб . покаяние) – в исламе молитвы Аллаху о прощении грехов, также название девятой суры Корана.

Зато он всячески показывал мне, что понимает мои мучения. Дарил мне книги, стол, за которым я могла сидеть и работать, похвалы, стоило мне хоть что-то сотворить: будь то роган джош [96] Роган джош – карри из ягнятины. или картина. Я не нашлась как отплатить ему за доброту, – он совершенно самодостаточен – трудно себе представить, что можно сделать, чтобы изменить его жизнь к лучшему. У тебя получается – ты каким-то образом всегда знала, как заставить его улыбнуться. У тебя к этому дар, я прямо завидую.

Расскажи мне все. Дину хорошо себя ведет? Я переживаю, что под его влиянием Мышкин слишком быстро повзрослеет. Говоришь, он читает и перечитывает мои письма в клинике. Мне от этого сразу так радостно и так ужасно грустно. Интересно, чем ты в эту минуту занимаешься. За тебя я тоже переживаю, как ты одна со всем управляешься. У тебя столько дел, а тут еще мой свекор со своими ранеными героями. ВШ хохотал без остановки, когда я рассказывала ему, как вы вдвоем втихаря латаете революционеров. Он говорит, что голландцам повезло: им не приходится иметь дела с Лизой и Батти, иначе их Ост-Индская империя наверняка бы рухнула.

Я вкладываю в это письмо шелковый шарфик. Надеюсь, ты его получишь. Он должен подойти к твоему зеленому шелковому платью.

Напиши мне. Поскорей. Мне нужны твои слова.

С огромной любовью,

Гая

2 июля 1938 г.

Дорогая Лиз!

Я получила оба твоих письма – они пришли вместе. Ты не представляешь, что они для меня значат: я как иссушенная земля в ожидании дождя. Мне так не хватает новостей. Это просто чудо, что хотя бы какие-то письма могут перебраться через все эти моря и континенты, я должна быть благодарна, что теряются немногие. Знаешь, эти мои письма к тебе стали для меня дневником, я почти забываю, что пишу тебе, просто строчу и строчу на протяжении многих дней. «Переписка – все равно что беседа в письменной форме», – сказал мне как-то Раби Бабу, сидя за письмом на палубе во время того давнего путешествия. Он сказал, что у каждого есть особый блокнот с листами-вкладышами, который используется для записей, не представляющих ни для кого никакой ценности, записей, которые заявляются растрепанными, без тюрбана на голове и обуви на ногах. Они отправляются туда, куда можно спокойно заглянуть без повода, весь смысл их прихода – поболтать ни о чем.