Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

Несколькими днями позже к нашим воротам подкатила запряженная быками повозка, миновала их и въехала на подъездную дорожку. Колеса скрипели, колокольчики бренчали, а погонщик с криком «Есть кто?» хлестал прутом по бокам повозки, чтобы произвести побольше шума. Появились Голак и Рам Саран, и мужчины втроем внесли в дом новый резной шкаф. Он был из растущего в Гималаях туна, превосходного красного дерева; как Липи объяснил дедушка, самый красивый гардероб, что ему удалось отыскать. У него имелись изящные округлые формы, украшенные резными листьями и цветами, и дверные ручки, инкрустированные перламутром. Недавно отполированный, он выдыхал чистый запах мастики. Дада распахнул его и показал Липи: внутри находились ящики, в которых она могла хранить вещи, а еще полки и штанга, на которую можно было вешать одежду. В шкафу присутствовал сейф, куда дедушка положил пять массивных золотых монет.

– Твои, – пояснил он. – Моему сыну о них рассказывать необязательно.

Разложив вещи, Липи заперла свой гардероб и привязала ключи к концу сари [78] По традиции ключ привязывается к кончику свободного края сари, который перекидывается на плечо, чтобы не спадал. . Они позвякивали в такт ее шагам.

– Теперь считает себя мемсаиб, – презрительно бросила Банно Диди, изображая слегка переваливающуюся походку Липи. Шкаф встал в коридор, у выхода из спальни, и я много раз видел Липи стоящей перед ним, как будто в растерянности. Ее скудная коллекция сари и всякие мелочи вкупе с Илиными платьицами заняли всего две из многочисленных полок. Единственным, что еще пряталось в шкаф, был крем для лица в стеклянной баночке. Она покупала его на деньги, которые отец выдавал ей каждый месяц на личные расходы. «Какой бы темной или тусклой ни была ваша кожа, она станет белее и чище с косметическим кремом „Валетта Радио Актив“», – обещала его этикетка.

Все остальное пространство пустовало, словно подтверждая отцовский довод о том, что Липи вполне хватило бы и меньшей площади.

Если Липи с Илой постепенно замыкались в своей тесной, на двоих, раковине, то и я поступал точно так же. Моя раковина была поменьше, никого, кроме меня, не вмещала, и стоило мне ее когда-то обнаружить, в ней я на всю жизнь и остался.

У меня имеется давняя, длиною в жизнь, привычка жить незаметно. Даже на работе, хоть я недолго и тешил себя мыслями о громком имени и славе, как только сообразил, что они за собой повлекут, отошел в сторону. Был бы растением, рос бы себе в тени под деревом в дальнем углу сада, где бы меня никто не замечал и не обрывал мои цветы, чтобы поставить их в вазу.

Рано уяснив, что предпочитаю жить скрытно, я все же понимал, что слепо полагаться на неприкосновенность своего затворнического образа жизни – значит обманывать самого себя. Настанет час – и валун, под которым ты нашел убежище, обнаружат, а тебя возьмут на вилы. Именно так для нас все и началось, пусть мы и не осознавали этого, когда летом 1939 года стало очевидно, что в Европе разгорится война.

В то время события, разворачивающиеся в Германии, были от нас слишком далеко, чтобы в полной мере их осмыслить. О Гитлере из рассказов Берил де Зёте и мистера Шписа газеты теперь писали каждый день, – новости зловещие, но все еще успокаивающе чужедальние. Нами правила Британия: случись война, мы знали, что нам придется в ней участвовать, но на таком расстоянии она представлялась не более чем абстракцией. Родственников на Западе у нас не водилось, знакомых евреев не было, все это происходило не с нами.

Первые изменения оказались незначительны. Было решено, что Дину отправится в школу-пансион, новую, устроенную по образцу Итона и Харроу, которая только открылась в Дехрадуне с целью обеспечить индийских мальчиков таким образованием, какое раньше было прерогативой исключительно состоятельных слоев английского общества. Через год-два, проведенные в этой школе, он должен был начать подготовку к карьере офицера британской армии в Индийской военной академии, открывшейся в том же городе. До тех пор офицерами могли стать только белые британцы, но, оказавшись на пороге войны, правительство осознало нехватку тысяч солдат и потому смирилось с тем, что ему придется брать на службу офицеров-индийцев, чтобы те командовали подразделениями сипаев. Но даже сейчас к офицерской службе допускались исключительно отпрыски богатых или княжеских семейств. Это обстоятельство необычайно радовало Арджуна Чачу, который пришел к нам в дом похвалиться тем, к какому привилегированному обществу будет отныне принадлежать Дину. Времена беззаботной беготни в компании кухаркиных детей и соседских мальчишек останутся в прошлом. Пора было Дину занять свое естественное место в этом мире – на его вершине.