Надо же, как же она прорывается внутрь, орудуя ногтями, – в смысле, политика – и раздирает твою жизнь в клочья.
Все это время я воображала, будто беспокойство вызывает то, что одни мужчины состоят в отношениях с другими. Но в таком случае, как мы теперь выяснили, все упирается в возраст – власти делают все возможное, чтобы отыскать свидетельства того, что ВШ творил с маленькими мальчиками ужасные вещи. В какой-то мере это обнадеживает, потому как всем известно, что он мальчиков никогда и пальцем не трогал. Они не обнаружили ни крупицы доказательств.
Находятся люди, которые говорят, что ему для его же собственной безопасности лучше переехать обратно в Европу, а он спрашивает – с какой стати? Он давно здесь живет и неприятностей не доставлял. «Кроме того, – говорит он, делая последний глоток виски и выбивая две начальные ноты на рояле, – я не хочу возвращаться! Не испытываю даже йоты желания вернуться в Германию или Европу. Ни единого атома». А потом неистово исполняет Бетховена и целыми днями рисует, запершись у себя.
Вчера вечером я попала на импровизированный концерт. Здесь есть маленькая девочка, которую ВШ обучает игре на рояле: он сажает ее к себе на колени, рассказывает ей истории и подыгрывает себе на инструменте – так балийцы учат своих детей музыке, он использует такую же методику. Он учил ее играть милую незатейливую мелодию, сочиненную композитором по имени Пахельбель. Они все играли и играли, повторяя одну и ту же последовательность нот снова и снова, и я слышала их из своей хижины на склоне. Я сидела снаружи, вдыхала вечерний воздух, слушала звуки рояля и птиц, а внизу в реке двое перебрасывались словами, которые мне было не понять, и внезапно я поймала себя на том, что ужасно скучаю по Бриджену, ему бы полюбилась эта музыка, это спокойствие. Я представила, будто бы он рядом, точно так же сидит снаружи, и с каждой нотой мои нынешние тревоги начали отступать.
Что за дурость – чувствовать себя подобным образом после того, как сама от него и ушла, – когда у меня была возможность остаться с ним! Мышкина гораздо легче было бы перевезти в Бомбей, нежели на Бали. Почему я не воспользовалась шальным случаем и не сбежала с Бридженом, как он мне все предлагал? Но это бы поставило крест на моей работе. Всего, что я сейчас узнаю и делаю нового, никогда бы не случилось. Как же все запутанно.
Ты и представить не можешь, как я тебе благодарна за то, что не осуждаешь меня и что я все еще могу с тобой говорить откровенно. Осуждения я боялась больше всего – мучилась, пока не получила твоего письма. В каждой его строчке тепло, доброта, понимание. Большое у тебя сердце, с океан.
С любовью,
Гая
Февраль 1939 г.
Моя Лиз!
На твое письмо ответить не смогла – прости, прости! Дела здесь хуже некуда, словами передать не смогу – как бы это письмо таинственным образом не испарилось, если у меня все-таки получится. В прошлом месяце арестовали ВШ. Он содержится в так называемом предварительном заключении – ожидает суда. Властям всю дорогу было непросто найти хоть каких-то свидетелей, потому что ни один балиец не соглашался выступить против него, но, как я понимаю, они умудрились наскрести, что им было нужно, через Регента и сейчас учат двух-трех свидетелей, что говорить. По словам Ни Вайан, все недоумевают – что плохого совершил туан? [98] Туан – господин (мал.) .
Она этого в упор не видит. Ее остроглазая мать, которая прячется по кустам, высматривая фазанов на обед, говорит: «Эти иноземные правители, что заявляются в чужие страны, похожи на яд, брошенный в озеро, – они губят все растения и всю рыбу. Оставляют за собой потери и разрушения».
Мне тут рассказали, что в нынешних гонениях на ВШ замешаны влиятельные политические силы. Имеющие отношение к Японии и Америке – да, это бы все объяснило. Ты его видела – знаешь – можешь представить, чтобы он щенка обидел, не говоря уже о ребенке? Все, кто его знает, даже на секунду такого не допускают. Мы знаем, что он невиновен. Но ВШ может быть так оторван от реальности, он думал, что ничего плохого не случится, и до сих пор думает, что все это просто большая ошибка.
ВШ, как всегда, несгибаем. Строчит длиннющие письма – хотя переписка просматривается, – так что нам всем приходится следить за словами. Он считает свое заключение передышкой, чтобы поразмышлять, прийти в себя, вернуться к работе. Чтобы скоротать время, занимается переводом народных сказаний. Ему разрешили пользоваться граммофоном и его художественными принадлежностями. Он покорил всех тюремных надзирателей – само собой. Говорит, хочет шариков для пинг-понга и рисовать… чувствует, как в него проникают будущие картины, говорит – они устоятся и созреют. В тюрьме! Мне следует вынести из этого урок. Я находила оправдания тому, что не могла рисовать дома в Мунтазире, а он запросто пишет картины в тюремной камере.
Читать дальше