Кэтрин Хайд - Ветряные мельницы надежды

Конечно, я не знал, как оно вышло на самом деле, но я выжег в мозгу именно второй вариант. Записал на подкорку, как кусочек истории собственной жизни, чтобы запомнить на веки вечные.

Бежать дальше я не мог. Смысла не было, во-первых. И сил не осталось. Будто бы вся энергия вмиг испарилась, как только я понял, что смысла догонять Марию нет.

Я поднялся с корточек, повернулся и увидел на обочине сине-пятнистый пикап. Бабушка Энни сидела за рулем и молча смотрела на меня.

Я подошел к пикапу:

— Что ты здесь делаешь?

— Увидела, как ты бежал по дороге.

— Не спросишь — почему?

— И так понятно.

Опустив голову, я долго разглядывал асфальт.

— Ну-ка, садись, — сказала бабушка.

Я обошел пикап, забрался в кабину, захлопнул дверцу. Окно было опущено, и я сразу высунул голову и уставился на мельницы. Лишь бы на бабушку не глядеть. Лишь бы не видеть, как она вывернет руль и направит машину обратно к дому.

— У нее есть деньги?

Я услышал голос бабушки Энни, но словно издалека. Как во сне бывает.

— Вряд ли. А что?

— Может, она на автобусной станции?

— Сосед сказал, она попутку поймала.

— Запросто могла поймать попутку до автобусной станции.

— Мама уехала?

— Нет, дорогой. Мама здесь.

Через несколько миль пути бабушка глянула на меня. На мои руки, сжимавшие меховую муфту.

— Они случайно эту штуку потеряли. Уверена, мой мальчик, что это они не нарочно.

— Угу. Я тоже так думаю.

Наверное, я был жутко расстроен. Наверное, то утро казалось мне сном. Пугающим дурным сном. Иначе с чего бы мне снова разыгрывать из себя Тони? А так оно и было. Выпрыгнув из пикапа, я рванулся к станции точь-в-точь как Тони, когда он бегал по улицам и звал Марию. Нет. Боюсь, я слегка переделываю фильм, потому как Тони не звал Марию — он ведь думал, что Мария умерла. Он звал Чино, чтобы тот и его убил.

Звал Чино, но нашел-то он Марию. И я свою тоже нашел.

Она сидела на скамейке, бок о бок с Натали: неестественно прямая спина, взгляд устремлен на что-то далеко впереди. Или просто в никуда.

Зато Натали меня увидела. И Натали меня выдала.

Чмок. Она вынула палец изо рта и прозвенела колокольчиком:

— Пивет, Тони!

Мария вскинула глаза, и я одно за другим прочел чувства, которые никогда не хотел бы видеть на ее лице. Стыд. Вина. Сожаление. Уж не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы не отвести взгляд.

Я сел на скамейку рядом с ней. Вернул Натали меховую муфту.

— Пасиба, Тони.

Самой разговорчивой из нас вдруг оказалась Натали.

— Поедем домой, — наконец произнес я — само собой, обращаясь к Марии.

Она мотнула головой:

— Не могу.

— У тебя есть деньги на билеты? Ты мне не говорила.

— У меня нет денег. Я позвонила сестре, и она купила мне билет.

— Зачем тебе возвращаться? Твой дом теперь здесь. Поедем.

— Нет. Не могу. Мне надо вернуться.

— Зачем?!

— Чтобы забрать Си Джея.

Си Джея… У меня желудок узлом завернулся. Но я тут же подумал, что речь никак не может идти о Карле. Она бы не сказала о Карле «забрать», верно ведь?

— Кто это — Си Джей?

Я не видел ее глаз — Мария не отрывала взгляда от вытертого линолеума автобусной станции.

— Карл Джуниор.

Казалось бы, любой должен понять, но до меня не дошло, и Мария это почувствовала, не глядя на меня.

— Мой мальчик.

— У тебя есть сын? — услышал я вопрос. Голос чем-то похож на мой, а вроде — кто-то со стороны произнес.

— Прости, что не сказала раньше. Ты не взял бы меня с двумя детьми. Я ведь думала, ты меня и с Натали не возьмешь. Но Натали я никак не могла оставить. А Си Джей постарше, и я подумала, что могу оставить его с отцом… А на самом деле не могу. Я должна его забрать. Должна за него бороться. И неважно, что там случится.

Я откинулся на спинку скамейки. Уперся позвоночником в гладкое, прохладное дерево. В памяти всплыл наш разговор под звездным небом пустыни. Как все-таки странно, что даже прошлое может вдруг измениться. Узнал ты что-то новое — и прошлое меняется.

Промолчав целую вечность, я спросил:

— А почему ты такую записку оставила, словно навсегда уезжаешь?

Мария повернула ко мне лицо, мокрое от слез. Она плакала. Беззвучно. Я и не догадывался.

— Не могу же я вернуться и жить здесь с двумя детьми.

— Не можешь? Это почему?

Она долго-долго смотрела мне в глаза. Как-то даже удивительно долго. А я все это время старался не съежиться под ее взглядом.

— В таком крохотном домике нет места для четверых.

— А я найду работу, и мы снимем что-нибудь побольше.