Кэтрин Хайд - Ветряные мельницы надежды

Я поднялся, потянулся с удовольствием. Вошел в дом.

Вчерашнее ощущение новизны не покинуло меня. Я чувствовал, что все вокруг изменилось. Вместе со мной. И что эти перемены — уже навсегда.

Это чувство оказалось очень кстати, потому что Марии и в комнате не было.

Дверь в ванную была приоткрыта, и я позволил себе заглянуть. Нет Марии.

Я прошел к бабушкиной японской ширме, но колыбель Натали тоже была пуста.

Еще секунда — и я пошел бы искать их у бабушки, если бы случайно не глянул на кладовку. Дверцы открыты, вещи Марии исчезли. Вместе с рюкзаком. И что это значит? Я стоял и все смотрел, смотрел, пытаясь докопаться до уголка в своем мозгу, где крылся ответ. Хотя, боюсь, не очень-то я рвался найти тот уголок. К чему, если ответ очевиден. Один-единственный может быть ответ. Другого не дано. А я все стоял и смотрел.

Наконец оглянулся на диван. И знаете, даже не удивился. Должно быть, заранее знал, что меня там ждет.

Не помню, как я взял записку. Помню лишь, что сидел на диване с листочком бумаги в руках. И не спрашивайте, как долго. Ни малейшего понятия.

Она написала, что должна вернуться.

Что она вправду любит меня, но все-таки должна вернуться.

Прости, Тони.

И все.

Сколько я там просидел с запиской в руке? О чем думал? Не знаю. Не уверен даже, думал ли о чем-нибудь вообще. По-моему, мозги отключились по собственной воле, и я к этому не имел отношения. Зато я помню свою первую — после долгой пустоты — мысль: «Вряд ли Мария ушла среди ночи, скорее всего, совсем недавно, и ее, наверное, еще можно догнать».

Я выбежал на улицу. Во дворике перед домом напротив сосед поливал клумбу. Лысый мужчина лет под шестьдесят, в банном махровом халате.

— Привет, Себастьян! — крикнул он. — Мы все так рады, что ты вернулся! — И он помахал мне.

Я его впервые видел и понятия не имел, откуда он знает мое имя и с чего бы это ему радоваться моему приезду. Полагаю, весь город знал о моем возвращении, но в тот момент я совершенно отупел. Я мог думать только о Марии.

— Вы случайно не видели здесь женщину с ребенком на руках? — выпалил я, подлетев к его забору.

— А как же, видел. Минут десять назад, не больше. Дошла до перекрестка и на шоссе поймала машину.

— Поймала машину?!

— Попросила подбросить. Ну, ты знаешь: большой палец вверх — и попутка тормозит.

— Ой, ну да, конечно. Спасибо.

Я ринулся в сторону шоссе. Кто бы мне самому объяснил — почему? Потому что я потерял свою Марию. Потому что затормозившая машина могла увезти ее бог весть куда. Потому что я не мог ничего не делать. Потому что у нашей истории должен быть счастливый конец, и только я мог его сейчас изменить.

Что это за история любви без счастливого конца?

Уже на полпути к шоссе я сообразил, что не узнал у соседа, в какую сторону она уехала. Но сразу же понял, что спрашивать-то не имело смысла. На запад. В сторону автобусной станции. Добежав до шоссе, я тоже свернул на запад.

Вообще-то шоссе — это громко сказано. Здесь это всего лишь асфальтированная дорога в две полосы. Причем в такой час абсолютно пустая. Мне и в голову не пришло ждать попутки — я просто побежал прямо посреди дороги, по разделительной линии. Мили две пробежал. А то и три. Кажется, где-то в процессе я спросил сам себя — что я, собственно, делаю? Кажется. Не уверен. Но если и так, то мысль была смазанной. Некогда было думать — я бежал. Готов был бежать вечно. Затянуло во что-то такое, что трудно остановить. Пожалуй, я и не остановился бы, если б не увидел посреди дороги…

…сбитого машиной зайца или кота. Так я сначала подумал. Но когда подбежал поближе, то не увидел ни головы, ни хвоста. Посреди дороги лежал кусочек меха. Я встал прямо перед ним. Присел на корточки. И поднял с асфальта…

…муфту из меха кролика.

Я несколько минут просидел на корточках с муфтой в руках. Мягкая и пушистая, она ласкала мне ладони. Далеко-далеко вертели лопастями мельницы. Собственно, я не мог их видеть — разве что краем глаза, — но точно знал, что они есть.

Мимо промчалась машина — объехала меня, оглушила возмущенным гудком. Я не сдвинулся с места.

Первой моей мыслью было — она нарочно выбросила муфту. Не Натали, нет. Девочка ни за что не рассталась бы со своей любимой игрушкой. А Мария могла бы. Если бы не хотела, чтоб хоть что-то напоминало обо мне.

Зато вторая мысль понравилась мне гораздо больше. Я представил, что Натали, глядя на ветряные мельницы, снова наполовину высунулась из окна. А муфта на этот раз спланировала не под ноги пассажирам — она выпорхнула из окна и приземлилась посреди дороги. А Мария у меня такая робкая — она постеснялась попросить водителя развернуться, чтобы подобрать.